Приехали они из Иерусалима в Яффу на монструозной карете поздно вечером, темнота сплошная, и кучер, он же хозяин этого экипажа, предлагал по дороге заночевать, но золотой рубль подвиг его на подвиг — движение почти в полной темноте. Два раза съезжали в кювет и приходилось возвращать этого монстра вновь на римскую дорогу, подставляя плечо. Даже Алису привлекали.
А спешили потому, что путешествие из Иерусалима затянулось. Вместо обычных двух дней на три растянулось. У кареты сломалась ось, и завалившись, она ещё и два правых колеса переломала. Неудачи они кучно лазят. Пришлось нанимать телегу и тащить, подвесив на ней этого монстра, добираться до кузнеца. Благо селений и всяких мелких городков на всем пути море целое. Можно даже сказать, что это одно огромное поселение, так как иногда они сливались, а если между городками и было расстояние, то там построили придорожные постоялые дворы и харчевни всякие. Шалашей понастроили, в которых торговцы продавали паломникам, бредущим пешком, а таких было большинство, всевозможные напитки и еду. Только бабок с картошечкой в полиэтиленовых пакетах не хватало… С укропчиком. Вкуснотень. С картошкой, кстати всё плохо. Сплошной ячмень и просо.
Сашка, пока ремонтировали карету, места себе не находил. Словно предчувствовал, что в Яффе что-то с пацанами случилось. Так ведь и получилось, вот и не верь после этого в предчувствия и всякую прочую экстрасенсорику с магией.
Калмыки заняли большой постоялый двор на выезде из города. В порту было больно дорого, а тут за пятнадцать копеек в день на человека договорились. Пусть будет гостиница, для ста десяти человек была мала, и в комнаты набилось в десятиместные человек по двадцать. Спали между лавками пацаны на полу. Хорошо — тепло. И хорошо — не жарко. Не южное душное лето.
Несчастье случилось на третий день. Сашка как раз в это время в Иерусалиме по храмам шлялся. Постоялый двор был в основном предназначен для тех, кто поедет дальше на дилижансах. В большей части это были греки и итальянцы. Бамба с несколькими десятниками после тренировки вечерней зашли в трактир при постоялом дворе, поужинать всего лишь. Сидели никого не трогали, а к ним прикопалась местная проститутка. Типа, ты чего, красивый, не мужик, этого самого не хочешь⁈ Мончаг — один из десятников, стараясь не задевать девку голыми руками, помнил про сифилис, оттолкнул её. Чуть сильно получилось, не рассчитал веса шлюхи. И она задом врезалась в стол соседний, где греки пьянствовали. Те за ножи. Ну шесть десятников и Бамба шестерых пьяненьких бузотёров быстренько повалили и скрутили их же шейными платками. Расплатились и ушли. Но этим дело не закончилось. Греков развязали, и они бросились в порт за подмогой. Матросами с корабля оказались. Через пару часов к постоялому двору привалила толпа в сотню трезвых и пьяных матросов носатой греческой нации. Ну, сто на сто и получилась драка. У калмыков три легко раненых, а вот грекам не повезло. Пятнадцать человек с переломами, ну и ладно бы, может, и обошлось бы. Но нет. Один оказался мёртв. Тут набежала турецкая полиция. Может и не турецкая, так как тоже по-гречески ругались. С оружием пришли. Ружья со штыками у товарищей. Наши бы этих легко тоже положили, но Мончаг с Бамбой пошли договариваться и их целой кучей малой полицейские одолели. Скрутили и увели, выставив ружья с примкнутыми штыками между собой и калмыками. Ну, чего калмыки, как и русские своих не бросают. Собрались, вооружились и совсем было пошли советскую власть в Яффе устанавливать. Но тут какой-то русский генерал им дорогу перегородил. Слышал, что они по-русски разговаривают. Старший теперь — десятник Бурул рассказал действительному статскому советнику Крымову, что происходит. Тот приказал пацанам войны не начинать, мол, он разберётся. И вот три дня прошло, а Бамба с Мончагом по-прежнему в местной тюрьме, а Крымов свирепеющих калмыков завтраками кормит.
Вовремя Сашка прибыл. На эту ночь была запланирована акция по захвату местной тюрьмы и полицейского управления. Так Крымская война могла на три года раньше начаться. Пришлось и Виктору Германовичу народ завтраком остудить. Правда, ничего хорошего завтра не случилось.
Событие двадцать седьмое
Утром Кох нашел этого действительного статского советника… пьяным в дымину. Помычали навстречу друг другу. Сашка со злости в чёрный туман погрузился, потому и мычал, а Крымов Олег Маркович мычал от избытка чуйвст. При этом лез обниматься и целоваться.
Кох вернулся на постоялый двор, взял с собой Алису и польско-русского графа Петра Игнатьевича Холоневского (он же «юрист») и пошли они в тюрьму местную.
А нету. В смысле паша там ексель моксельный болеет.
А нету. В смысле младший паша вызван в Станбул.
А нету. А есть. Бёлюк ага.
— Алиса?