Англичанка на велосипеде

Эмили смотрела на него в полной растерянности. Никогда не считавшая его великим умом, сейчас она восхищалась легкостью, с которой констебль выбирал слова из огромного их многообразия, предлагаемого английским языком, слова, формирующие связные фразы, — ее же рот был пуст, в нем не было слов, зато скапливалось все больше и больше горячей кислой жидкости, поднимавшейся из желудка. «Меня сейчас вырвет», — подумала Эмили и отошла подальше от Горация Тредуэлла, чтобы не испачкать его форму (она знала, как он ею дорожит).

— Иногда пользовался, — пробормотала она, плотно сжав губы. — Изредка, когда хотел снять крылатых муравьев.

— Крылатых муравьев? В самом деле?

Констебль недоуменно поднял бровь. Эмили видела, что он ей не верит, и этого хватило, чтобы по лицу ее потекли с трудом сдерживаемые слезы.

— Или стрекоз, — произнесла она.

— Но разве можно ночью получить изображение на светочувствительной пластинке? Для этого надобен свет.

— Вы так думаете?

Она чувствовала, что почва уходит у нее из-под ног.

— Да, я совершенно в этом уверен.

И тут Тредуэлл сделал паузу. Бог знает, откуда он это взял, но только констебль был твердо убежден, что умение вовремя сделать паузу — это черта, присущая всем великим сыщикам, лучший способ смутить и дезориентировать подозреваемого.

— Следовательно, — возобновил допрос констебль, — если ваш муж пошел этой дорогой не для того, чтобы фотографировать, значит, у него имелась другая причина.

— Что вы хотите сказать?

— У мистера Фланнери, очевидно, было с кем-то свидание.

— На бечевнике, ночью?

— А иначе почему он там оказался?

— Может, он решил совершить паломничество…

— Какое еще паломничество?

— Раньше жители Чиппенхэма поручали отцу Джейсона топить щенков в Уэлланде, если помет был слишком велик. Тот делал это по ночам, потому что днем возле речки всегда ошивалась ребятня; а он не хотел, чтобы мальчишки донимали его вопросами: что, мол, у него попискивает там, в мешке из-под картошки?

— Мне что-то не верится в это, миссис Фланнери.

— Да мне и самой не верится, — призналась Эмили со вздохом.

«Чиппинг кроникл» не лишила себя удовольствия изложить все сколько-нибудь правдоподобные гипотезы, вплоть до того, чтобы напомнить о сомнительном происхождении Эмили, о котором достоверно ничего не было известно — то ли ирландка, то ли индианка — разве поймешь! — намекнув при этом, что смерть Джейсона Фланнери, которую доктор Леффертс объяснял падением в реку во время сердечного приступа, могла быть и насильственной: родственники молодой женщины вполне могли отомстить фотографу за ее похищение.

Несмотря на ощутимый покров таинственности, а проще сказать, скандала, похороны Джейсона не собрали огромной толпы народа.

Тем не менее Эмили оповестила о предстоящем печальном событии всех, кто когда-либо встречался с мужем или хотя бы слышал о нем.

Письма с траурной каймой пересекли океан и были вручены учительнице Элейн Гудейл и доктору Чарлзу Истмену (Эмили удалось их разыскать благодаря адресованному Джейсону письму, где они сообщали, что вскоре после трагедии в Вундед-Ни полюбили друг друга, поженились и у них родились шестеро детей, что они даже написали книги о величии и закате народа сиу, а в конце письма интересовались, удалось ли ему благополучно избавиться от «маленькой вонючки» — в буквальном смысле слова, уточняли Истмены, которую они когда-то вверили его заботам); изобретателю гостинцев для лошадей Мэлори Банчу (письмо было отправлено на адрес компании «Лошадиные деликатесы от Банча»); проводнику (имя которого было неизвестно, следовательно, отыскать его поручалось работникам Нью-Йоркской центральной железной дороги), который 3 января 1891 года дежурил в спальном вагоне номер двадцать три; служащей (имя неизвестно) банного заведения доктора Энджела; сестрам милосердия Нью-Йоркской больницы подкидыша (на имя сестры Дженис); Юджину Шьеффелину (из «Американского общества акклиматизации»); Кристабель Панкхерст; сэру Артуру Конан Дойлу; и, конечно, Элси Райт, ее родителям Полли и Артуру и кузине Фрэнсис, и так далее.

Из всех этих людей не явился ни один.

К счастью, на погребении присутствовали «маленькие дамочки», по крайней мере, те, кто на тот момент был жив. С театральной пышностью разодетые в траурные платья, они будто старались перещеголять друг друга в изысканности: на корсажах цвели огромные черные цветы, на шляпках с вуалью высились угрюмого вида птицы, набитые соломой, плечи же актрис украшали шали с кистями, напоминавшие обивку катафалка.

В пять пополудни Эмили велела миссис Брук и Мэри Джайлс, пришедшим ей помочь, освободить большой стол, на котором до этого времени стоял гроб с телом Джейсона. На стол набросили белую скатерть и стали расставлять поминальное угощение: ломтики йоркской ветчины, плошки с карамелизованным луком, заливное мясо, салаты — из капусты и картофельный, огурцы, сливовый хлеб из Линкольншира, сыр чеддер и тарталетки.

Никто почти не притронулся к закуске, чего нельзя было сказать об осах, которые в сиреневых сумерках уходящего дня полакомились на славу.

10