"Англия: Портрет народа"

Это мир сегодняшних дедушек и бабушек. Это мир королевы Елизаветы и ее супруга, герцога Эдинбургского. Юная принцесса Елизавета вышла замуж за лейтенанта Королевского военно-морского флота Филиппа Маунтбаттена в 1947 году. В те суровые времена (по карточкам на человека давали по три фунта картофеля и по одной унции бекона в неделю) эта свадьба привнесла в однообразную атмосферу страны ощущение зрелищности и волшебства. Филипп был в военно-морской форме, а Елизавета сменила фуражку, в которой ее видели во время войны, на атласное платье, украшенное десятью тысячами мелких жемчужин. В духе Тревора Говарда и Селии Джонсон они могли полагать, что их ждет долгая совместная жизнь. И они прожили ее. Но стали последним поколением, придерживающимся этого кодекса. Как и четвертая часть семейных пар, заключивших союз в 1947 году, королевская чета праздновала в 1997 году золотую свадьбу, но к тому времени затруднительное положение, в котором оказались Селия Джонсон и Тревор Говард, стало чуть ли не антропологической редкостью: ожидалось, что такую марафонскую дистанцию пройдут менее одной десятой всех пар, сыграющих свадьбу в последующие пятьдесят лет. К тому времени женщины уже составляли более половины всего занятого населения — поразительная перемена, если принять во внимание ту безропотность, с какой пятьдесят лет тому назад большинство из них оставили места, где работали во время войны, чтобы на них могли принять демобилизовавшихся мужчин, которые требовали работы. Теперь ежегодно большинство из 200 000 браков заканчиваются разводом, причем на развод чаще всего подают женщины, которые уже больше не готовы считать, что «мы должны быть благоразумными». Ко времени празднования юбилея принца Филиппа и королевы Елизаветы трое из их четверых детей вступили в брак, и каждый из этих браков был расторгнут. Наследник престола развелся с женщиной, которую прочили в будущие королевы, и она встретила смерть в парижском подземном туннеле вместе со своим любовником-плейбоем Доди Файедом, отец которого, Мохаммед, владеет «Харродз», самым известным магазином в «стране лавочников», и завел обычай передавать деньги в коричневых бумажных конвертах членам парламента-консерваторам, заявляющим, что их партия зиждется на английских традициях неподкупности и чести. На похоронах Дианы происходили настолько «неанглийские» сцены публичного оплакивания — зажженные свечи в парке, бросание цветов на проезжающий гроб с ее телом, — что военному поколению оставалось лишь смотреть на все это как озадаченным путешественникам в своей собственной стране.

Бросавшие цветы научились этому из телевизионных программ, ведь это латинский обычай: могущество средств массовой информации трудно переоценить. Мода на еду, одежду, музыку и развлечения уже не устанавливается внутри страны. Даже обычаи, остающиеся подлинно местными, являются продуктом претерпевшего разительные перемены «английского» населения. Через пятьдесят лет после того, как в Тилбери пришвартовался пароход «Эмпайр Уиндраш» с 492 иммигрантами с Ямайки на борту, расовый облик страны полностью изменился. Средоточием массовой иммиграции в Великобританию стала Англия, и в большинстве городов, вне зависимости от размера, есть районы, где белые встречаются очень редко. В таких местах упоминание об иммигрантах как об «этнических меньшинствах» уже начинает восприниматься как преднамеренное извращение. К 1998 году меньшинством в средних школах местного самоуправления внутреннего Лондона стали белые дети, и даже в пригородах они составляли лишь 60 процентов от общего числа учащихся средних школ. Более чем у трети детей во внутреннем Лондоне английский язык даже не родной. Если изменились англичане, видоизменились и города, в которых живет большинство из них. В эссе «Лев и Единорог»[3], воспевающем типично английские черты военного времени, Джордж Оруэлл сумел отойти от надуманного правыми пасторального образа Англии как страны колючих изгородей и садиков.