Правда в том, что через шесть недель после поддержки «интервенционистов» королева пала жертвой сомнений. Если realpolitik в конце концов заставила ее следовать за религией, то природная интуиция призывала к осторожности и выдержке. На деле королева избавила себя от последствий подписанного договора: Лестер получил инструкции, которые ограничили его скорее оборонительными, чем наступательными операциями; Норрису попеняли за бои с армией Пармы; а Берли приступил к возобновлению переговоров с Испанией. Таким образом, цели Лестера противоречили намерениям Елизаветы со времени его прибытия в Гаагу. Он стремился создать надежную базу в Нидерландах и возглавить протестантскую коалицию; приверженцы Лестера изображали его Моисеем, защитником «истинной» (то есть кальвинистской реформатской) церкви. Тем не менее приказы требовали, чтобы он избегал «рисков военного столкновения», «правил» Соединенными провинциями политическими средствами – действовал несколько активнее, чем посол, но пассивнее, чем королевский наместник, и наложил эмбарго на торговлю голландцев с Испанией. Елизавета тем временем нейтрализовала Якова VI, назначив ему постоянное пособие (июль 1585 года). Кроме того, королева ссудила Наварре £38 937 в последней отчаянной попытке не допустить, чтобы Франция попала в руки де Гиза (1586–1587). Однако она остерегалась протестантской коалиции: субсидия Наварре выплачивалась через человека, который должен был снабжать немецкое пополнение. (К сожалению, казначейство утеряло долговые обязательства Наварры на выплату этого займа!) С рациональной точки зрения целью Елизаветы в 1585–1588 годах было поддержать голландцев морально и склонить их к компромиссу с Испанией. Такие действия разочаровывали Уолсингема и Лестера, которые выступали за «праведную лигу», объединяющую Англию, Голландию, гугенотов, немецких принцев и Якова VI. Когда Елизавета придержала очередную часть субсидии Наварре, даже Берли посетовал: «Так вы видите, как Ее Величество всегда может найти способ, как приглушить собственное сияние». И Уолсингем заметил: «Весь ход политики Ее Величества показал, что у нее нет сил действовать в то время, в какое потребно для ее же безопасности, стало быть, мы должны приготовиться к распятию»[660]
.Уолтер Рэли саркастически выразился о внешней политике Елизаветы: «Ее Величество все делает наполовину». Однако позицию королевы следует рассматривать в контексте общеевропейской политики. Хотя судьба голландцев захватила сердца и умы европейцев и приобрела огромное значение в международной политической жизни, она не была единственной проблемой для Англии, Испании, Франции и Германии. Разве Англии следовало уйти из Ирландии ради защиты дела протестантства? Разве Испании следовало уйти из Средиземноморья, чтобы вернуть Нидерланды? Как было точно сказано: «Такова была реальная альтернатива, поскольку ни одно европейское государство не имело достаточных ресурсов, чтобы эффективно сражаться в Нидерландах и при этом добиваться своих политических целей где-то еще»[661]
. Таким образом, «Дебора» и «Моисей» были недостижимой мечтой. Идеологические политики не всемогущи: Новый Иерусалим оставался миражом. Тем не менее никогда прежде ставки не были столь высоки, а опасности так серьезны. Когда Непобедимая армада огибала мыс Лизард в июле 1588 года, Елизавета находилась в изоляции. В конечном счете спасение протестантской Англии оказалось делом случая.10
Религиозная политика Елизаветы