Парадоксально, но по завершении елизаветинского религиозного урегулирования выяснилось, что урегулировано далеко не все. Королевскую супрематию восстановили, Акт о единообразии вступил в действие на праздник Святого Иоанна Крестителя 1559 года (24 июня), и конфискованные церковные земли остались в руках мирян – существенный момент, неоспариваемый до прихода к власти архиепископа Лода. Акт о единообразии требовал, чтобы каждый кафедральный и приходской «викарий» (важное слово, поскольку «священник» теперь отдавал «папством») «произносил и использовал утреннюю молитву, вечернюю молитву, празднование Тайной вечери и отправление каждого из Святых Даров согласно отредактированной «Книге общих молитв»[662]
, но это не означало, что Англия немедленно стала протестантской в глазах центрального правительства, значительные миссионерские усилия по завоеванию сердец и умов прихожан (особенно в отдаленных графствах и на приграничных территориях) еще предстояло совершить. За пределами Лондона, юго-восточных графств, районов Восточной Англии и таких городов, как Бристоль, Ковентри, Колчестер и Ипсвич, при восшествии Елизаветы на престол доминировало католичество; епископы и большинство приходских священников были приверженцами Марии или традиционалистами, а полностью убежденных протестантов насчитывалось совсем немного. Несмотря на то что Елизавета и Сесил переняли все негативные и деструктивные элементы антипапизма времен Генриха и протестантства периода Эдуарда, они не располагали достаточными ресурсами для построения англиканской церкви, хотя неверно рассматривать их задачу исключительно в конфессиональном смысле. На том этапе проявлялась сильная инерция среди тех, кто рассматривал церковь как богатую организацию, которую следовало обобрать, или как общественно-политическое объединение, лидеры которого были местной властью и чьи праздники определяли жизнь общины. Протестантство с его пристрастием к «благочестивой» проповеди и изучению Библии казалось научным вероучением, непривлекательным для сельских жителей, воспитанных в устной традиции и символической обрядности средневековой Англии.Поскольку только один из назначенных Марией епископов согласился присягнуть королевской супрематии, всех остальных лишили должностей и заменили протестантами. Сесил провел новый набор, выбрав людей из Кембриджа (было всего лишь три исключения) – университетских профессионалов, связанных с группой «афинян», которые при Марии в большинстве случаев находились в изгнании. Те, кто не уехал за границу, как Мэтью Паркер, архиепископ Кентерберийский (1559–1575), жили частной жизнью или скрывались, – кроме Уильяма Даунхэма, служившего капелланом Елизаветы[663]
. Однако протестантство большинства этих людей противоречило консервативным взглядам королевы. Несмотря на то что верховная власть Елизаветы над церковью в основном представляла собой делегированный контроль, прерываемый редкими, но решительными вмешательствами, ведущие епископы, такие как Эдмунд Гриндал, епископ Лондона (позже также Йорка и Кентербери), Томас Бентам, епископ Ковентри и Личфилда (участник создания Женевской Библии), Роберт Хорн, епископ Винчестер, Джон Паркхерст, епископ Норвич, Джеймс Пилкингтон, епископ Дарем, Эдвин Сэндис, епископ Вустер, и Эдмунд Скамбиер, епископ Питерборо, поддерживали стремление возвратившихся изгнанников к реформации, выходящей за рамки условий Акта о единообразии. Хотя эти епископы редко отказывались обеспечивать выполнение королевского курса (лишь Гриндал как архиепископ Кентербери пожелал сказать Елизавете, что он подчиняется только Богу), их едва ли удовлетворял политический компромисс, который представляло собой урегулирование 1559 года. Люди кальвинистских убеждений, они сочли это урегулирование ущербным, хотя было бы чересчур смело сказать, что елизаветинскую церковь захватило эмигрантское руководство, противоречившее замыслам Верховного правителя[664].