Англия Тюдоров. Полная история эпохи от Генриха VII до Елизаветы I

Схватки в парламенте по поводу монополий в 1597 и 1601 годах, напротив, стали самыми ожесточенными за весь тюдоровский период, свидетельствуя об очевидном возмущении злоупотреблениями придворных и правительственных чиновников. Некоторые монополии и лицензии были подлинными патентами, обеспечивающими исключительные права, а другие же позволяли организовывать торговые компании с заморскими базами, предоставлявшими в том числе полезные консульские услуги для купцов за границей. Однако отдельные монополии изначально предназначались просто для того, чтобы владельцы патентов могли захватить рынок или получить исключительные права, позволяющие вымогать деньги у торговцев за возможность продолжать работу. Начав с новых предприятий, монополии распространили свое влияние на старые производства, а придворные к тому же получили лицензии экспортировать товары, запрещенные к экспорту по статуту, или распределять их (с прибылью) в соответствии с требованиями уголовных законов (тех, что регулируют сельское хозяйство и торговлю). Такие разрешения нельзя было отозвать по суду без королевского согласия. Все патенты основывались на королевской прерогативе, поэтому суды не могли их рассматривать по общему праву. Впрочем, держатели патентов имели поддержку Тайного совета и Звездной палаты при защите и использовании своих привилегий[1001].

Критика подобного способа награждать придворных звучала не в первый раз. Томас Старки в 1530-е годы ворчал, что «есть несколько законов и статутов, изданных парламентом, но патентами и лицензиями, полученными у государя, они нарушаются и отменяются»[1002]. В 1559 году палата общин приняла закон об отмене лицензий non obstante (тех, что осуществлялись без учета уголовного права), но он просто пропал из поля зрения[1003]. Затем в 1571 году в парламенте высказал негодование юрист из Норфолка Роберт Белл, один из деловых людей Тайного совета, очевидно отошедший от данных ему инструкций. Его заставили ретироваться, посоветовав подать Елизавете не более чем смиренное прошение о реформе[1004]. И наконец, неофициальная программа реформ, разработанная в период с 1572 по 1576 год, рекомендовала «отозвать лицензии, исключенные из подсудности по уголовному праву, а сами законы пересмотреть в парламенте, чтобы отделить необходимое от излишнего»[1005].

Однако именно бурный рост монополий и лицензий в последние годы правления Елизаветы спровоцировал мощное противодействие 1597 и 1601 годов. Рэли, например, владел монополиями на олово, игральные карты и выдачу лицензий тавернам. Он покраснел от смущения, когда упомянули о его собственном картежничестве, но защищал свой патент на олово, объясняя тем, что это позволило ему платить рудокопам четыре шиллинга в неделю вместо двух (20 ноября 1601 года). Тем не менее монополии удвоили цену стали, утроили стоимость крахмала, привели к росту цены на импортируемые очки в четыре раза, а соли – в 11 раз. Член парламента от Барнстапла Ричард Мартин, первым возразивший Рэли, заявил, что говорит «за город, который горюет и чахнет, и за страну, страдающую под гнетом» монополий, прозванных «кровососами государства»[1006]. Когда на следующий день сэр Роберт Роут перечислил монополии, созданные со времени предыдущей сессии, молодой юрист Уильям Хейквилл воскликнул:

«Там еще нет хлеба?» – «Хлеба?» – спросил один. «Хлеба?» – повторил другой… «Этот вопрос звучит удивительно», – сказал третий. «Вовсе нет, – ответил мистер Хейквилл, – если не навести порядок, то хлеб появится в списке к следующей сессии парламента»[1007].