Англия Тюдоров. Полная история эпохи от Генриха VII до Елизаветы I

Развитие театрального искусства сопровождалось возрождением рыцарских турниров, поскольку культура елизаветинского двора в 1570-е годы приобрела необычайную интенсивность выражения. Контекстом была идеологическая поляризация европейской политики, несшая с собой войну и угрозу безопасности Елизаветы. Ключевой политической задачей стало национальное единство, и день восшествия на престол королевы, 17 ноября, сделали праздником для всей страны, с колокольным звоном, праздничными кострами, стрельбой из пушек, ристалищами и общими молитвами. В определенном смысле было принято предложение Морисона Генриху VIII: отмечание дня восшествия на престол поднимало темы преданности монарху, патриотизма и антикатоличества. Однако группа придворных дополнительно углубила этот процесс – в частности, сэр Генри Ли (главный хранитель оружейных мастерских с 1580 года), создавший для себя должность распорядителя турниров. Он вдохнул новую жизнь и новое содержание в традицию бургундского рыцарства, возрожденную Эдуардом IV, Генрихом VII и Генрихом VIII, погрузившись в туманы Артурова цикла, чтобы изобрести вариант рыцарства с воинственным протестантским лицом. Прививка протестантской рыцарской этики к почитанию Елизаветы как Глорианы и Астреи прошла без затруднений, и появившийся в результате аллегорический образ создал основу для ристалищ дня восшествия королевы на престол[1083].

К 1581 году Ли превратил эти бои в великолепное ежегодное зрелище, которое затмило даже торжества при дворе Генриха VIII. Свидетельства фрагментарны, но общий план описал немецкий путешественник Леопольд фон Ведель, присутствовавший на торжестве в 1584 году. По его рассказу, Елизавета и ее фрейлины в 12 часов пополудни заняли места в крытой галерее Уайтхолла. Событие было общедоступным, и большие трибуны, примыкающие к арене, заполнили несколько тысяч зрителей – мужчин, женщин и детей. Когда королева уселась, необычно одетые «рыцари» парами появились на арене верхом или на пышных повозках. Их слуги и лошади были «наряжены» сообразно теме их выхода – говорят, что снаряжение для турнира стоило каждому участнику несколько сотен фунтов стерлингов. Подойдя к барьеру, каждый рыцарь останавливался под галереей, а его оруженосец объяснял королеве его аллегорию прозой или стихами. Потом оруженосец от имени своего господина преподносил королеве великолепный щит с написанным на нем девизом рыцаря. По завершении ритуала представления Елизавете турнир начинался и продолжался до сумерек[1084].

Сами бои были наименее значимой частью представления. Фрэнсис Бэкон писал:

Победы [в поединках и турнирах] по преимуществу в колесницах, на которых участники прибывают на ристалище, особенно если их тянут необычные животные, например львы, медведи, верблюды и т. п.; или в причудах их появления, или в яркости их одежд, или в великолепии украшений их лошадей и оружия[1085].

Некоторые пышные появления были столь замысловаты, что требовали сложной постановки, а также услуг ученых, актеров и музыкантов, чтобы сочинить и исполнить необходимые речи. Привычным делом даже стала раздача зрителям программок с напечатанными текстами выступлений и изображением механизмов. Тем не менее выступления должны были быть занимательными, а не только познавательными. Автобиографическая аллюзия относилась к обязательным элементам, хотя требовала осмотрительного обращения. Эссекс вызвал у Елизаветы в 1595 году лишь раздражение своим высокопарным изложением собственных заслуг на службе королеве. Она резко заметила, «что если бы знала, как много будет говориться о ней, то не пришла бы сюда, а отправилась спать». Граф столь же уныло провалился и в 1600 году, пытаясь использовать свой выход в образе Неизвестного рыцаря, чтобы вернуть расположение королевы[1086].

Протестантский дух поединков дня восшествия на престол заметен в дошедших до нас планах и текстах речей. Рыцарскую традицию адаптировали для создания мифа о Елизавете как весталке реформатской веры, почитаемой ее рыцарями по случаю нового «квазирелигиозного» праздника. В речи «Отшельника Вудстока» говорилось, что заблаговременное объявление о поединках дня восшествия давали священники с кафедр приходских церквей. Естественно, проповедники заявляли, что 17 ноября – это праздник, «который превосходит все праздники папы римского». Ученые-писатели тоже связывали день восшествия с протестантской рыцарской традицией «Королевы фей» Спенсера и «Аркадии» Сидни. Вот что говорит спенсеровский сэр Гюйон о Глориане: