Англия Тюдоров. Полная история эпохи от Генриха VII до Елизаветы I

Однако требовалась не только информация. Кромвель решил сделать мировых судей и шерифов наблюдателями за епископами – такую политику взял на вооружение Совет Елизаветы как элемент программы по укреплению англиканства. При таком обмене традиционными ролями секуляризация Английского королевства поднялась на следующую ступень. Выездные судебные сессии наряду с рассмотрением дел по Акту об измене Кромвель использовал для сбора мнений, оценки эффективности работы мировых судей и дальнейшего укрепления королевской супрематии при толковании статутов судьям. Общий эффект должен был подчеркнуть тюдоровскую результативность и централизацию власти или, по крайней мере, видимость этого. Глаза и уши правительства, казалось, присутствовали повсюду, как у двуликого Януса[277].

Немногие англичане осознавали значение различия между папской и королевской супрематией до мученичества Мора, Фишера и лондонских картезианцев. Акт об измене вступил в законную силу 1 февраля 1535 года, но если события в Ланкашире и Линкольншире были типичны для страны, то подавляющее большинство духовенства не считало развод короля и супрематию чем-то важным лично для них. Протесты не возникали, пока не стало ясно, на каких целях сосредоточится супрематия[278]. Именно наместничество Кромвеля, его указания, статуты и воззвания, касающиеся налогов, доходов и, наконец, убеждений католического духовенства, вызвали всплеск противодействия. Именно роспуск монастырей разжег открытое восстание в Линкольншире и северных графствах, хотя в Лондоне и на юго-востоке масштаб сопротивления был невелик.

Однако отдельные эпизоды обратили внимание общества на некоторых людей. В ноябре 1533 года в Тауэр отправили Святую Деву Кентскую – Элизабет Бартон, молодую пророчицу из Алдингтона (графство Кент), предсказавшую Генриху VIII раннюю смерть в случае женитьбы на Анне Болейн. Она была в самом деле харизматична, однако Бартон использовали противники королевского развода. К тем, кто ее слушал, принадлежал Фишер, но ни Екатерина Арагонская, ни Томас Мор не хотели заниматься политическими пророчествами. 21 апреля 1534 года Бартон и четверо ее сторонников стали первыми жертвами генриховской Реформации – обвиняемых осудили за измену без судебного разбирательства по общему праву, хотя в акте заявлялось, что обвиняемые признали свои преступления перед Советом[279]. Пришлось обращаться в парламент, поскольку существующий закон об измене не отвечал требованиям. Однако когда Кромвель представил новый вариант закона в палату общин, документ вызвал решительное неприятие: прежде не было «никогда подобных задержек при принятии законов в нижней палате»[280]. Соответственно, пришлось назначать комиссию, чтобы помочь подготовить проект, приемлемый для всего парламента. Уильям Растелл, племянник и издатель Томаса Мора, входил в эту комиссию. Он написал: «Закон категорически отрицался и не смог бы пройти, если бы его суровость не ограничили словом “злонамеренное”. Получилось, что не любое высказывание против королевской супрематии представляет собой государственную измену, а только злонамеренное»[281].

Тем не менее это жизненно важное квалификационное разграничение проигнорировали в нашумевших судебных процессах над настоятелем картезианского монастыря в Лондоне Джоном Хоутоном и другими картезианцами, Фишером и Мором. Суд над Томасом Мором в июле 1535 года оказался самым сомнительным, поскольку Мор прямо не отрицал супрематии короля, хотя и обсуждал ее на примерах, как говорят юристы, «приводил прецеденты». Имеется запись собственных слов Мора, сказанных Ричарду Ричу в Тауэре 12 июня 1535 года:

Парламент может провозгласить короля и может лишить короны, на этот акт любой [из его] подданных, присутствующих в парламенте, может дать свое согласие, но по этому делу… [о супрематии] подданного нельзя сажать в тюрьму за то, что он не мог дать согласия…[в] парламенте. Более того, хотя нашего короля признали в Англии [Верховным главой церкви], тем не менее большинство [иностранных] земель не утверждают того же[282].