Англия Тюдоров. Полная история эпохи от Генриха VII до Елизаветы I

Несмотря на то что Томас Мор знал об усилиях, предпринятых составителями Акта о супрематии, чтобы избежать утверждения, будто парламент сделал короля Верховным главой церкви Англии, и ясно указать, что Генрих VIII и его предки всегда были таковыми, а парламент лишь просто признал этот факт, хоть и с опозданием, – с точки зрения Мора, эти усилия были бессмысленны. В Тауэре он сравнил «изменение структуры» английского христианства в сторону подчинения короне со вторым предательством Христа. Однако Мора казнили не за прямое отрицание верховной власти короля над церковью, а за отказ признать, что парламент имел право требовать согласия с этим, когда остальная часть католической Европы говорила обратное.

Однако если Мор и не отрицал королевской супрематии прямо, он и не утверждал верховенства папы римского, поскольку годами ставил под сомнение постулат, что Христос предопределил папству управлять христианским миром. Более того, высказанные Мором мысли приближаются к одобрению соборности. «Что касается… главенства папы, – сказал он Кромвелю, – то я не интересовался этим вопросом. – Однако потом продолжил: – Правда… я сам какое-то время сомневался в том, что первенство папского престола могло быть установлено Богом, пока не прочитал по этому поводу все те вещи, которые его королевское величество написал в своей самой знаменитой книге против ереси Мартина Лютера»[283].

Аргумент Мора, что именно Генрих VIII убедил его в старшинстве папы, был чувствительным ударом. В приватной обстановке Мор признал, что не был «просвещен по этой проблеме в той степени, какой требовали времена», и к 1534 году не видел «ничего полезного» в отрицании папского старшинства. Такие формулировки, как знает каждый юрист, не означают, что он твердо выступал за поддержку папы. Однако неприятие Мором королевской супрематии неизбежно толкало его к Риму. В 1534 году Томас Мор сказал Кромвелю, что старшинство папы «по меньшей мере мудро устроено христианскими странами для великого дела уклонения от расколов»[284], хотя по его словам получилось, что папство – институт человеческого удобства, веками одобряемый церковными соборами. Это, несомненно, довольно слабое подтверждение справедливости дела папы. К тому же Мор всегда говорил о папском старшинстве, никогда о папском верховенстве или верховной власти папы.

Однако в апреле 1534 года Томас Мор отказался принести Генриху VIII клятву о признании престолонаследия. Он не одобрил брак короля с Анной Болейн: идти против совести означает совершать лжесвидетельство, что карается вечным проклятием. К тому же в преамбуле Акта о престолонаследии высказывалось презрение к папской юрисдикции, заходившее чересчур далеко. За отказ приносить клятву Мора Фишера и Николаса Уилсона отправили в Тауэр, затем обвинили в недонесении о государственной измене (то есть в простом знании об измене или «укрывательстве» измены)[285]. В итоге Томасу Мору предъявили обвинение по Актам о супрематии и государственной измене. Он доказывал, что обвинение юридически недействительно, поскольку основано на парламентских статутах, противоречащих общему праву христианского мира: он имел в виду, что парламент не имел права вводить законы, отвергаемые остальной частью католической Европы, если они затрагивают человеческую совесть. Он поставил ключевой вопрос, на который лорд – главный судья Джон Фитцджеймс ответил двойным отрицанием: «Клянусь святым Юлианом, по моему мнению, если акт парламента и незаконный, это не значит, что обвинение бесспорно необоснованно»[286]. Это высказывание осталось в веках. Однако Тюдоры смотрели на парламентскую власть так же, как Сен-Жермен; позиция Мора, таким образом, была одновременно и консервативной, и радикальной. Защита свободы церкви от короля-в-парламенте – акт католического сопротивления, а требование свободы совести – радикальный протест против того, что Мор оценил как тоталитарное государство. Отправившись на казнь, он досадил Генриху VIII тем, что привлек к себе пристальное внимание Европы. Моральный авторитет был на стороне Томаса Мора; у Фишера авторитета было меньше, поскольку он подталкивал Карла V к вторжению в Англию.