Английская мята

— Издалека всегда что-то видится, да только невозможно сказать, что именно.

— Вы так говорите, будто действительно считаете Клер виновной.

— Да нет, скорее как если бы Клер была виновна в убийстве, которое себе приписывает. Ведь совершила она его на самом деле или просто хочет уверить всех, будто так оно и было, — какая, в сущности, разница… Уверен, мотивы все равно одни и те же — если бы только она была способна объяснить их… Вы не заметили, что мы с вами все время умалчиваем об одном событии того вечера?

— Да, заметил.

— Вы вот тут сказали, что, по-вашему, Пьер должен был весь вечер бояться, как бы Клер не заговорила об отъезде Марии-Терезы.

— Да, помнится, так я и говорил.

— «Боялся» — это именно то слово, какое вы имели в виду?

— Не знаю.

— Если предположить, что кто-то отдал Клер в руки полиции, то кто это? Пьер или Альфонсо?

— Если бы я не знал, то подумал бы, что это скорее Пьер.

— А зная?

— А зная, могу сказать, что в тот вечер у него было такое настроение, что он мог швырнуть в лапы полиции всех обитателей Виорна без остатка…

— А как вы думаете, кого убил бы Пьер Ланн с помощью той адской машины, о которой тогда говорил?

— Себя самого.

— А если мое мнение насчет настроения Пьера Ланна в тот вечер не совпадает с вашим, хотелось бы вам узнать, что я об этом думаю?

— Нет.

II

— Я пригласил вас, чтобы задать несколько вопросов о вашей жене, Клер Ланн.

— Зачем?

— Я собираюсь написать книгу об убийстве, которое совершено недавно в Виорне.

— И как же вы намерены это сделать?

— С помощью магнитофона. Он сейчас включен. Я уже говорил с Робером Лами. Вы можете отвечать на мои вопросы или нет, выбор за вами.

— Я согласен.

— В таком случае, соблаговолите представиться.

— Меня зовут Пьер Ланн. Родом из Кагора. Мне пятьдесят семь лет. Служу в министерстве финансов.

— Вы поселились в Виорне в сорок четвертом, иначе говоря, живете там уже двадцать два года, не так ли?

— Да, это так. Кроме двух лет, проведенных после свадьбы в Париже, мы все время жили здесь.

— Вы женились на Клер Буске в Кагоре в сорок втором году?

— Да.

— Вам, вероятно, известно из материалов следствия, что она показала, будто действовала в одиночку и вы ничего не знали о преступлении.

— Это чистая правда.

— Вы узнали обо всем одновременно с полицией?

— Да, я узнал обо всем, когда она сама призналась вечером тринадцатого апреля в кафе «Балто».

— И что же, неужели до того вечера, целых пять дней после убийства, у вас ни разу не возникло ни малейшего подозрения?

— Нет. Ни малейшего.

— Повторите, пожалуйста, что она говорила вам, объясняя отсутствие своей кузины Марии-Терезы Буске.

— Она сказала: «Представляешь, сегодня рано утром Мария-Тереза вдруг взяла и уехала в Кагор». Было часов семь утра, я как раз только что встал.

— И вы поверили?

— Не то чтобы поверил, будто она сказала мне всю правду, но подумал, что в этом была хотя бы доля правды. Мне и в голову не пришло, что она солгала.

— Вы всегда верили тому, что она вам говорила?

— Да, верил. Ей верили все, кто знал ее. Мне казалось, что если когда-то она и солгала мне насчет кое-каких фактов своего прошлого, то с тех пор уже больше никогда не говорила мне неправды.