Английская мята

— Кто знает… А если это мне удастся, если все станет ясно, тогда мне что сделают?

— Все будет зависеть от ваших мотивов.

— Я знаю, что чем откровенней говорят преступники, тем чаще их убивают. Интересно, что вы мне на это ответите?

— Что, несмотря на эту опасность, вам все равно хочется докопаться до сути, внести ясность во все, что случилось.

— Пожалуй, так оно и есть.

Должна признаться, что во сне я убивала всякого, с кем мне доводилось вместе жить, даже того полицейского из Кагора, он был моим первым мужчиной, и я никого в жизни не любила так, как любила его. И каждого из них я убивала помногу раз. Так что все равно рано или поздно должен был наступить день, когда мне пришлось бы сделать это на самом деле. Теперь, когда все позади, я знаю, что просто должна была хоть раз совершить это наяву, а не во сне.

— Ваш муж говорил, будто у вас не было никаких причин ненавидеть Марию-Терезу Буске, что она отлично справлялась с работой по дому и главное — отменно стряпала, была чистоплотна, добросовестна, великодушна и заботилась о вас лучше нельзя. Что, насколько ему известно, за все семнадцать лет между вами ни разу не было ни малейших размолвок.

— С ней было трудно поссориться, она ведь была глухонемая.

— А не будь она глухонемой, скажите, вы могли бы в чем-нибудь ее упрекнуть?

— Откуда мне знать?

— Но вы ведь разделяли мнение мужа, не так ли?

— Весь дом был в ее распоряжении. Она делала все, что хотела. Мне и в голову не приходило судить, хорошо это или плохо.

— А потом, когда ее не стало в доме?

— Вот тогда-то я и заметила разницу. Весь дом был в грязи, повсюду пыль.

— Вам что, больше нравится, когда в доме пыль?

— Но ведь лучше, когда чисто, разве нет?

— А вам как больше нравилось?

— Понимаете, чистота занимает много места в доме, даже чересчур много…

— Вы хотите сказать, что чистота занимала место чего-то другого?

— Кто знает, может, и так…

— Чего же именно? Назовите первое слово, какое придет вам на ум.

— Может, времени?

— Выходит, чистота занимала место времени, вы это хотели сказать?

— Пожалуй…

— А вкусная еда?

— Еще больше, чем чистота в доме.

Теперь там все так запущено. Плита совсем холодная. Весь стол в жирных пятнах, а поверх жира пыль, повсюду пыль. Окна такие грязные, что через них уже ничего не увидишь. А едва выглянет солнце — так сразу же все видно: застывший жир и пыль. Теперь там уже не осталось ничего чистого, ни единого стакана. Вся посуда из буфета грязная.

— Вы сказали: теперь — но ведь вас-то уже нет больше в доме…

— Мне ли не знать, во что превратился теперь наш дом.

— Как чердак?

— Не понимаю…

— Я хотел сказать, он стал таким же грязным, как чердак?

— Да нет, почему именно чердак?

— А если бы все продолжалось и дальше, к чему бы это привело?

— Но это ведь и в самом деле продолжается. Все началось, когда я еще была там. Целую неделю никто не мыл посуду.

— И если бы это продолжалось и дальше, во что бы все превратилось?

— Если бы это продолжалось и дальше, то скоро уже вообще ничего бы нельзя было разглядеть. Меж камней бы выросла трава, а потом и ногой-то ступить было бы некуда. Если бы это и дальше продолжалось, то, если хотите знать, это был бы уже не дом, а настоящий свинарник, вот во что бы все превратилось…

— Или чердак?

— Нет-нет. Я же сказала, свинарник. Все это началось с тех самых пор, как меня арестовали.

— А вы ничего не сделали, чтобы предотвратить это бедствие?

— Нет, ничего — ни за, ни против. Пусть все идет своим чередом. Увидим, чем все это закончится.

— Выходит, вы отдыхали, как бы взяли отпуск?

— Это когда же?

— Ну, когда в доме стало так грязно…