Весна в 1943 году припоздала. Из унылых туч днями напролет лил холодный дождь, пока внезапно не закончился в самом начале мая. И тогда на них обрушилась необычайная жара. Лоб фрау Вайс лоснился потом, когда она отдавала Аде кусок невзрачного льна, желая получить обратно модные летние брюки.
Однажды утром ближе к концу мая в ее комнату заявилась фрау Вайс, держа за руку маленького мальчика лет двух, не больше. У него были светлые волосы, голубые глаза и серьезный важный вид. К груди он прижимал коричневого вязаного медвежонка. Он глянул на Аду, и выражение любопытства на его лице сменилось ужасом. Мальчик закричал. И Ада узнала голос ребенка, что каждый вечер убаюкивал себя плачем и криком.
Томас. Ее Томас.
–
Ада шагнула к мальчику, опустилась на корточки и протянула к нему руки. Она знала, что ей нельзя этого делать, но не смогла удержаться. Это ведь так естественно: он же ее сын.
Фрау Вайс подхватила мальчика на руки и пнула Аду, отчего та растянулась на полу.
– Не прикасайся к моему ребенку! Не разговаривай с ним! – Опять пинок, на сей раз в спину. – Никогда! – Следующий пинок пришелся по ребрам. – Никогда!
Затем она поставила мальчика на пол:
– Ты не станешь ее бояться. Ты много лучше ее. И ты должен вести себя по-мужски.
На лбу фрау Вайс выступили капли пота, ладонь, лежавшая на макушке мальчика, подрагивала. И Ада поняла: фрау Вайс боялась
Вы сделали меня пленницей, думала Ада, своей рабыней, но я раскусила вас, фрау Вайс. Вам надо быть жестокой, чтобы выжить. Но жестокость уничтожит вас прежде, чем уничтожит меня. Вы ненавистны самой себе, поэтому и взъелись на свою портниху. Без меня кто даст вам это ощущение личного превосходства? Кто сделает вас красивой?
А что, если я дам вам отпор? Острые ножницы всегда у меня под рукой, один бросок – и кровь хлынет из вас пенистым фонтаном, и вы будете извиваться, как змея, у моих ног. Тогда я возьму Томаса, обниму его крепко и больше не отпущу никогда. Почувствовать его тело в своих объятиях, развеять его страхи, утереть ему слезы – ради этого многим можно рискнуть.
– Оденься, монахиня! – рявкнула фрау Вайс, потом погрозила пальцем ребенку: – Мы сделаем из тебя мужчину, Йоахим.
Она выскочила вон из комнаты, заперла за собой дверь, оставив Йоахима с Адой. Малыш колотил по двери, лицо его покрылось красными пятнами, а кричал он так неистово, что начал икать и задыхаться:
–
Ада торопливо натянула рясу, надела апостольник, наплечник и разложила на столе поплин, готовя ткань к кройке; в голове у нее звенело от воплей ребенка.
Если она заговорит с ним, гнев фрау Вайс в первую очередь падет на мальчика. Фрау Вайс назвала его Йоахимом, но Аду не проведешь. Будь он действительно сыном этой фрау, у нее бы сейчас все внутри переворачивалось, она бы не вынесла страданий мальчика и уже давно вернулась. Недаром говорят: пуповина, соединяющая мать и ребенка, никогда не обрывается. И разве безоглядная любовь, что Ада испытывала к мальчику, не являлась весомым доказательством, что это Томас, ее Томас.
Когда война закончится, когда немцев победят, а Гитлера уничтожат, Ада покажет фрау Вайс, что такое материнская любовь. Она нежно обнимет Томаса,
–
Ада притворялась, будто не замечает его. Она догадывалась, что фрау Вайс наговорила мальчику много небылиц про нее, мол, Ада – злая колдунья,
Она вернулась к работе, разрезала ткань, пометила вытачки. Второй куплет, теперь громче и так до самого конца: