Английская Утопия

«Я помню, как раз ночью сидел и говорил очень серьезно этим мошенницам-звездам, что в конечном счете и они не уйдут от меня».

Вряд ли Уэллс написал хоть одну утопию, в которой не появлялась в той или иной форме тема межпланетных и межзвездных путешествий.

Если империализм представлял с внешней стороны зрелище внушительное, во всяком случае до 1914 года, то рабочее движение не могло, конечно, произвести впечатление на людей, подобных фабианцам. Это движение было еще неопытным, организационно неоформленным, сектантским и эмоциональным, короче говоря, какой-то кучкой бедных, невежественных людей. Никто из фабианцев не обладал зоркостью Кромвеля, чтобы видеть, что за этой «жалкой кучкой» будущее и именно она обратит в ничто существующие ценности. Поэтому, хотя среди них и были люди значительно умнее Кромвеля, они никогда не одерживали побед. Уэллс в полной мере разделял это отсутствие веры. В «Новом Макиавелли» он выразил это в образе Криса Робинсона (Кейр Харди?), лидера рабочих-социалистов:

«Я смотрел на Криса Робинсона, на его светлые глаза и слегка взъерошенные волосы, на всю его несколько риторическую внешность и сравнил его с гигантской правительственной машиной, запутанной и таинственной. И как же я был растерян!»

Социализм, конечно, не мог водвориться с помощью грубых, невежественных и узколобых рабочих, под предводительством таких людей, как Робинсон. Они были не способны оценить логическую красоту Утопии Уэллса, в которой не было места ни для них, ни для тех, в кого они могли превратиться.

Фредерик Барнет в «Освобожденном мире» встречает безработных рабочих и находит, что они недостаточно отзывчивы:

«Я пытался разговаривать с этими недовольными людьми, но им было трудно смотреть на вещи так, как смотрел я. Когда я говорил им о терпении в широком плане, они отвечали: «Но мы все к этому времени умрем», — и я не мог им втолковать так же просто, как понимал это сам, что это нисколько не касалось всего вопроса. Люди, думающие категориями человеческих жизней, непригодны для государственной деятельности».

В «Освобожденном мире» устанавливается в конце концов утопическое мировое государство, после опустошительной войны и международной конференции королей и президентов, которым для порядка придана горстка ученых и писателей.

Эта уверенность в том, что, как бы ни осуществилась Утопия, это произойдет без участия рабочего класса, определяет взгляды Уэллса от его первой книги до последней. Рабочие не только отстраняются как положительная историческая сила, но, более того, налицо боязнь и действенная, хотя часто скрываемая, ненависть к ним, принимающая порой курьезные формы. Рабочие, появляющиеся на страницах книг Уэллса, всегда неотесанные, низкорослые и нередко изображены уродами, как, например, селениты в романе «Первые люди на Луне». Они живут под землей, не знают солнца и воздуха, как в «Машине времени» или «Когда спящий проснется». То же чувство нередко передается символически, как, например, в знаменитой метафоре в «Киппсе» о людях, ползущих по канализационной трубе до тех пор, пока не умрут. В одной из поздних утопий «Люди как боги» группа представителей английского народа, подобранных случайно, переправляется при помощи какого-то научного фокус-покуса на утопическую планету, и в этой группе рабочий класс представлен двумя окончательно деморализованными шоферами, которые там еще более неуместны, чем сопровождающие их представители правящих классов. Уэллс может возразить, что их поведение вполне правдоподобно, но этим он не отвечает на вопрос: почему он счел нужным сделать таких людей представителями рабочего класса?