«Трудящиеся массы очень быстро и широко прониклись глубоким недовольством своим положением и мыслью, что оно может быть значительно улучшено, если только знать, как приняться за это дело».
Социализм твердо значился в повестке дня как в Америке, так и в Старом Свете, и, как писал Энгельс в 1886 году:
«Последний буржуазный рай на земле быстро превращается в чистилище, и от превращения в ад, подобный Европе, его сможет удержать лишь бурный темп развития едва оперившегося американского пролетариата».
Таков был фон событий, на котором возникла книга «Через сто лет»: монополии, подкупы и спекуляция, жестоко подавляемые забастовки, мир Рокфеллеров и Карнеги и мучеников Хаймаркета, незаконно осужденных в 1886 году после взрыва в Чикаго бомбы, провокационно подложенной полицией. В родной для Беллами Новой Англии промышленность расширялась, одновременно забрасывались большие площади сельскохозяйственных земель.
Беллами, мягкому человеку академического склада, не участвовавшему непосредственно в движении рабочего класса, «все это насилие, алчность и эгоистический конфликт» казались чрезвычайно дурного вкуса, они представлялись ему неразумными и грубыми, а в социализме его больше всего привлекали именно изящность и разумность. Торжество социализма должно было быть торжеством абстрактного разума, а не революционного класса.
«Несмотря на свою форму фантастического романа, — пишет Беллами, — «Через сто лет» представляет собой самую серьезную попытку предсказать следующую стадию промышленного и социального развития человечества, основываясь на принципах эволюции».
В начале книги Беллами объясняет, что он понимает под принципами эволюции. Его герой, Джулиан Уэст, после летаргического сна пробуждается в новом, преображенном, социалистическом Бостоне в 2000 году. Его хозяин и ментор д-р Лит, всегда готовый все объяснять необычайно пространно, рассказывает ему, как происходило изменение:
«В начале прошлого столетия эволюция завершилась полной консолидацией всего капитала нации. Промышленность и торговля страны перестали находиться в руках группы безответственных корпораций и синдикатов частных лиц, использовавших их как им заблагорассудится и только ради своего обогащения, и были доверены единому синдикату, представляющему весь народ, чтобы он управлял ими в общих интересах и ко всеобщей выгоде. Нация превратилась в одну огромную деловую корпорацию, которая поглотила в себе все другие корпорации; она стала единственным капиталистом, занявшим место всех других, единственным нанимателем, конечной монополией, в которую влились все прежние и менее крупные монополии, монополией, в прибылях и выгодах которой участвовали все граждане…»
«Такая изумительная перемена, какую вы описали, — сказал я, — не могла произойти, конечно, без страшного кровопролития и огромных потрясений?»
«Напротив, — ответил д-р Лит, — не было никакого насилия. Это изменение предвидели заранее. Общественное мнение было вполне подготовлено к нему, и его одобрял весь народ. Противиться перемене нельзя было ни силой, ни доводами».