Монашка вспомнила гнилые зубы и пропахшее чесноком дыхание насильников. Вокруг мирный сельский пейзаж не предвещал никакой беды. Светило солнышко, порхали бабочки, и даже ворон, вестник несчастий, не каркнул ничего девушке вслед, решив полакомиться конским навозом с не переваренными зернышками овса.
Вот только с молитвами во время поездки не получилось. Моррис бежал тряской рысью, и нежная плоть похотливой монашки терлась о седло.
Тут уж стало не до молитв. Вспомнились похотливые мужские руки, срывающие с нее одежду и растягивающие несчастную жертву на траве. В те времена паломники, путешествующие от одного святого места к другому, мало отличались от разбойников и с женщинами поступали как с законной военной добычей. К сожалению, юная Хелен тогда убежать не успела…
– Подожди, мой хороший, – монахиня, отъехав от монастыря подальше, засунула для усиления ощущений себе в непоказуемое местечко два шарика из слоновой кости, скованные цепочкой. – Вот теперь ехать куда веселее!
Пони с интересом наблюдал за ней, потом съел еще один кусочек хлеба и позволил монашке снова сесть в седло.
«Этой игрушкой научила меня пользоваться матушка Изольда, – думала Хелен, вспоминая первые ночи в монастыре. – Добрая она женщина! Я точно знаю, что второй такой пары у нее нет!»
Не проехав и половину дороги, Хелен почувствовала, что благодать спускается на нее. Ноги затряслись, тело выгнулось дугой, а душа воспарила к небесам. Монахиня уже не могла ехать спокойно, и ударила пони пятками, позабыв, кто она и где находится. Пони с рыси перешел на галоп, а, увидев ручеек, не остановился, а перепрыгнул через него!
– Неужели меня берут на небо живой? – успела подумать монашка прежде, чем ударилась носом в землю.
Разумеется, Хелен не была первоклассной наездницей, а Моррис не был скаковой лошадью, так что исход прыжка был вполне предсказуем.
«Все мужики, даже лошади, грубые потные животные!» – подумала монашка, очнувшись в траве. Пони смотрел на нее с совершенно невинным видом.
– Противное животное! – женщина оказалась на траве с задранным подолом. – Прямо как тогда…
Моррис, сунув морду монашке между ног, принюхался.
«От этого двуногого создания вкусно пахнет течной самкой!» – Моррис высунул язык и слизнул вкусную солоноватую жидкость. Потом, фыркнув, проложил занятие, а Хелен решила ему не препятствовать. Приключение получалось уж очень пикантным.
– Продолжай, мой хороший! – монашка приподняла таз и широко развела коленки, чтобы лошадке было удобнее.
Пока Моррис слизывал остатки сока, монахиня успела кончить еще два раза, а потом, приглядевшись к похотливой конской улыбке, испугалась страшных зубов, и оттолкнула голову похотливого животного.
– Грех-то какой! – монашка одернула рясу и поехала в деревню. – Странно, он так любит кусаться, а меня пожалел!
Пони трусил по тропинке так, как будто ничего не случилось. Монашка благополучно вернулась обратно и в церкви долго рассматривала старинные витражи, изображающие настоятельницу с розгами и монашку, собиравшуюся продеть руки в цепи.
«Наверное, две сотни лет назад монахини тоже грешили, – подумала Хелен, – и наказание было соответствующее! Признаться на исповеди или не признаться?»
Перспектива ложиться на скамейку под розги благочестивую Хелен совсем не радовала, но ощущение общения с Моррисом было каким-то уж очень грешным, и оттого очень сладким. Вечером Хелен снова пришла на конюшню.
Увидев ее, Моррис фыркнул и замотал головой. Взгляд пони из-под челки был каким-то заговорщическим.
– Вроде тихо, – Хелен оглядела конюшню, но не заметила Катрины, мирно дремавшей на сене. – Значит, никого…
Хелен не имела никакого опыта, и не осмотрела конюшню как следует, а зря. Катрина после бессонной ночи с Линдой зашла в сенник и, не отсчитав и трех бусинок на четках, сладко уснула.
– Кар-р! – только ворон вдруг каркнул во дворе.
Услышав ворона, Моррис дернулся, зубами схватил монашку за рясу и едва ее не порвал.
– Что ты делаешь? – монахиня с ужасом вскрикнула. – Неблагодарное животное! Может, высечь тебя плеткой, чтобы ты не прыгал через ручейки? – Хелен, помолившись, взялась за скребницу и принялась чистить Морриса.
Впрочем, все молитвы вылетели из головы, когда монахиня увидела, что Моррис по-своему, по лошадиному, ее хочет!
– И почему матушка Изольда не купит тебе подружку? – Хелен, закрыв дверь на засов, стала раздеваться. – Честное слово, я великая грешница, – она вся дрожала от возбуждения, – гореть мне в геенне огненной!
Ее щеки пылали огнем, а тело бросало то в жар, то в холод. С одной стороны, перспектива розог, а с другой…
Пони с удивлением смотрел на монашку: смущенная с растрепанными волосами, она издавала приятный запах, сводивший животное с ума.
Катрина, смотрела страшный сон: отец собрался ее высечь, и привел посмотреть на экзекуцию не только братьев, но и прадедушку Максимилиана.