Английские юмористы XVIII века

Потомки не вполне согласились с мнением честного Хогарта относительно его талантов в сфере возвышенного. Хотя Свифт "всех этих тонкостей не знал", потомки не разделили презрение настоятеля к Генделю; мир разобрался в тонкостях, он искренне восторгался и восхищался Хогартом, но не как художником, писавшим картины на библейские сюжеты, и не как соперником Корреджо. Наша любовь к нему, а также нравственная ценность его произведений и их юмор, равно как и наше восхищение многочисленными достоинствами его картин ничуть не становятся меньше, если мы не забываем, что он до последнего своего дня был уверен, будто весь мир в заговоре против него и не желает признать его талант исторического живописца и что шайка наемных бандитов, как он их называл, старается унизить его гений. Говорят, Листон твердо верил, что он великий непризнанный трагический актер; говорят, каждый из нас в душе уверен или хотел бы уверить других, будто он обладает чем-то, чего у него на самом деле нет. Одним из самых главных "бандитов" Хогарт называет Уилкса, обрушившегося на него в "Северном британце", вторым Черчилля, который облек нападки на "Северного британца" в стихотворную форму и напечатал "Послание к Хогарту". Хогарт ответил карикатурой на Уилкса, на которой мы и сейчас можем видеть этого патриота с сатанинской улыбкой и взглядом, а также карикатурой на Черчилля, где он изображен медведем с посохом, на котором ясно можно прочесть: "Ложь первая, ложь вторая... ложь десятая". Сатира честного Хогарта всегда недвусмысленна: если он рисует человека с перерезанным горлом, то голова у этого человека почти напрочь отделена от туловища; и он постарался сделать то же самое со своими противниками в этой мелкой ссоре. "У меня под рукой оказалась старая незаконченная гравюра, - пишет он, - на которой были только фон и собака, я стал раздумывать, как бы мне использовать эту свою работу, и живо изобразил мэтра Черчилля в обличье медведя; удовлетворение и прибыль, которые я извлек из этих двух гравюр, да изредка прогулки верхом настолько поправили мое здоровье, что большего в моем возрасте и желать нечего".

Свою причудливую книжечку различных историй он заканчивает так: "До последнего времени я жил в свое удовольствие и, надеюсь, ни в коей мере не причинил зла кому-либо другому. Я могу с уверенностью сказать, что по мере своих возможностей делал окружающим добро, и самый лютый мой враг не может утверждать, что я когда-либо намеренно причинял зло. А что будет дальше, бог весть".

Сохранилось забавное описание увеселительной прогулки, предпринятой Хогартом вместе с четырьмя друзьями; они отправились в путь, подобно знаменитому мистеру Пиквику и его спутникам, но ровно за сто лет до этих литературных героев; они посетили Грейвзенд, Рочестер, Ширнесс и их окрестности *. Один из них записывал все события, а Хогарт и его собрат-художник делали зарисовки. Эта книга интересна для нас главным образом тем, что показывает городскую жизнь в те времена, а также отражает грубоватое, радостное веселье не только наших пятерых друзей, но тысяч их веселых современников. Хогарт и его друзья, выехав с песней из харчевни "Герб Бедфорда" в Ковент-Гардене, отправились водой в Биллингсгет, обмениваясь любезностями с лодочниками, пока плыли вниз по реке. В Биллингсгете Хогарт нарисовал "карикатуру" на веселого носильщика по прозвищу Герцог Падлдок, который охотно развлек компанию местным юмором. Отсюда они наняли отдельную лодку до Грейвзенда; для них постелили соломы, чтобы было на чем лежать, и соорудили парусиновый навес, после чего они пустились ночью вниз по реке, спали, а потом весело пели хором.

{* Он совершил эту поездку в 1732 году в обществе Джона Торнхилла (сына сэра Джеймса), живописца Скотта, Тотхолла и Форреста.}

Они прибыли в Грейвзенд в шесть часов утра, умылись и отдали попудрить парики. Потом отправились пешком дальше в Рочестер и выпили по дороге три жбана пива. В час они пообедали и выпили отличного портвейна и еще немало пива, а потом Хогарт и Скотт играли в "классы" в ратуше. По-видимому, ночевали они чуть ли не все в одной комнате и, по словам их летописца, проснулись в семь часов и стали рассказывать друг другу свои сны. Сохранились зарисовки Хогарта, изображающие события этой увеселительной прогулки. Мы видим крепыша-художника, растянувшегося на борту лодки в Грейвзенде; на одном из рисунков изображена вся компания в домике рыбака, где они останавливались на ночлег. Один в ночном колпаке бреется; другого бреет рыбак; третий, прикрыв лысину платком, завтракает; а Хогарт зарисовывает все это.

Мы читаем о том, как они ночью вернулись домой, к друзьям, пьяные, по своему обыкновению, выпили несколько чаш доброго пунша и весело распевали хором.

Ни дать, ни взять шумная компания раскутившихся торговцев. Таковы были привычки и развлечения Хогарта, весьма вероятно, характерные для его времени, для людей не слишком утонченных, но честных и веселых. Он заправский лондонец с привычками, пристрастиями и представлением об удовольствиях, как у истого Джона Буля *.