Английские каникулы (СИ)

Сообщение о том, что во мне сделали двадцать пять лишних дырок, меня совсем не обрадовало. Я вообще испугался за некоторые жизненно необходимые функции своего организма… Доктор меня «успокоил» тем, что сказал, что двадцать четыре дырки они благополучно залатали, а с последней произошел небольшой конфуз: пуля застряла в кости и выходить отказалась напрочь. Из дальнейших объяснений стало понятно, что новая подружка не обещала никаких проблем. Я подумал и решил, что это даже забавно, когда у тебя в черепе кусочек металла.

Потом я выслушал лекцию о перебитом сухожилии, задетом желудке и какой-то непонятной резекции легких, которую мне сделали. Ко всей этой гадости привязали список противопоказаний: никаких сигарет, повышенных физических нагрузок и питание супчиками. Я, разумеется, возмутился, но доктор сделал вид, что не заметил этого. Он померил мне температуру, проверил общие реакции и ушел, оставив меня наедине с моими мыслями.

Мысли никак не хотели упорядочиваться. Очень не хватало компьютера под рукой. Ну или какого-нибудь ноутбука, раз уж местных хозяев — читай, Ниа, — жаба душит дать нормальную технику бедному пострадавшему.

Удивительно, но я помнил, что привело к моему длительному сну — я был уверен, что спал как минимум несколько месяцев. Я помнил наш с Мэлло безумный план, гонку по улицам, ловушку, в которую меня загнали… В меня стреляли. А потом — темнота.

Вы надеялись, что я сейчас буду распинаться на тему того, какие мысли меня посещали, когда раскаленный свинец впивался в мое мягкое тело? Ха-ха. Очень наивно предполагать, что человек, умирая, произносит про себя длиннющие монологи о бренности жизни. Попробуйте умереть — сами убедитесь, что ничего подобного в голову не приходит. Голова вообще остается волшебно пустой, все заглушает боль. Вот кто-то говорит, что умирать легко, но я с уверенностью вам сообщаю — это чертовски больно. И ни о каком Мэлло я в тот момент совсем не вспоминал.

Некоторое время меня еще держали в постели, потом разрешили гулять по коридорам. Знаете, что я сделал в первую очередь? Стрельнул у охранника сигаретку.

Кто никогда не курил, не поймет, какое же это наслаждение — наконец затянуться горьким горячим дымом. Правда, мое удовольствие затмил кашель, тут же заявивший о неподобающем обращении с легкими. Я мужественно стерпел этот приступ, отмахнулся от охранника, предположившего, что мне нельзя баловаться с сигаретами, докурил. После чего подумал, что, кажется, доктор все-таки не шутил.

Еще через некоторое время мне удалось выловить Ниа и спросить, что происходит в мире. Тот сначала упирался, а потом сказал, что Киру давно поймали и даже убили, Тетради Смерти сожгли, а мир во всем мире установить не получилось, в связи с чем Номер Один изволил занять место L и работать детективом.

На мой вопрос о здоровье Мэлло Ниа только пожал плечами:

— Жив.

Нет, это, конечно, было очень хорошо, только я жаждал подробностей, однако получил отказ. Тогда я потребовал себе компьютер. Ниа пожал плечами и сказал, что раз нужно, то будет.

Я считался третьим в приюте вовсе не потому, что нас всего было трое, а потому что действительно уступал Мэлло и Ниа лишь немного, да и то больше из-за того, что не интересовали меня лавры L, куда интереснее было совершенствовать свои знания, умения, навыки во владении ЭВМ. И вот все благоприобретенное я бросил на поиски в Интернете информации об одном нахале-блондине.

Информации, к моему вящему удивлению, не нашлось от слова «совсем». Я даже расстроился и пребывал в депрессии добрые полчаса. Потом повеселел, найдя страничку имени Киры и вовсю поразвлекался, смущая добропорядочных фанатов совершенно дурацкими вопросами.

Через месяц моего пребывания во владениях Ниа случилось чудо: тот снизошел до общения со мной.

— Майл, я обещал Мэлло, что свяжусь с ним, как только ты поправишься, — сообщил он.

Я удивленно вскинул брови. По моим подсчетам, сообщать об этом стоило недели этак четыре назад. Ко мне, конечно, все еще шастали врачи и заставляли делать какие-то упражнения, но сам я считал себя абсолютно здоровым.

— Но я решил поступить иначе, — тем временем продолжал Ниа, не заметив моего недоумения. — Я лучше скажу тебе, где он находится, и ты сам доложишь ему обо всем, о чем сочтешь нужным сказать.

— И где же? — я нашел в себе силы добавить в голос ехидства.

Разумеется, Номер Один проигнорировал это.

— Ты поедешь в Германию. Не сейчас, через две недели. Вряд ли Михаэль решит переехать за это время. Просто нужно время, чтобы точно убедиться, что ты не свалишься где не надо. А то Мэлло может обидеться за это и обвинить во всем меня.

Мое удивление достигло отметки «критично». Ниа шутил?! Вот уж чего не ожидал. Видимо, я все-таки слишком долго спал.

— Какое сегодня число? — спросил я.

— Одиннадцатое октября.

— А год?!

— Две тысячи десятый.

Вот так-так… Получается, прошло почти девять месяцев с того злополучного дня? Жутко. Нормальные люди столько не спят. Зато, наверное, я выспался на всю оставшуюся жизнь.