Английские письма или история кавалера Грандисона

Дядюшка и Г. Динъ такъ были прельщены, что его видятъ и слышатъ, что и не думали насъ оставить, хотя во тогдашнему случаю и можно было того требовать. Поговоря нсколько минутъ о постороннемъ подошелъ онъ къ бабушк и тетушк и спросилъ ихъ, не можетъ ли ласкаться щастіемъ испросить позволенія переговоритъ съ четверть часа съ Миссъ Биронъ. Здсь, примолвилъ онъ, свидтелями у насъ одни друзья и родственники; но я воображаю, Сударыни, что Миссъ Биронъ лучше захочетъ, дабы они отъ васъ а не отъ меня свдали то, что я вамъ сказать имю. Бабушка весьма одобрила сіе предложеніе. Что касается до меня; то я какъ скоро увидла Сира Карла, вставши вышла изъ горницы а за мною и об мои сестрицы. Г. Динъ и дядюшка, извиняясь, что не предупредили его желанія, пошли также въ другіе покои. Тетушка пришла ко мн: душинька моя! но какъ ты дрожишь! Надобно теб войти св мною въ горницу. Тогда она сказала мн, чего желаетъ Сиръ Карлъ отъ нее и отъ моей бабушки. Я лишаюсь бодрости, отвчала я, совершенно лишаюсь бодрости. Естьли боязливость и смущеніе суть знаки любьви; то я оныя имю. Сиръ Карлъ ни одного изъ нихъ не иметъ. Не сказалъ ли онъ чего о своей Клементин? Не кажись глупою, сказала тетушка, ты обыкновенно бываешь разумне. Разумне, возразила я. Ахъ! Сударыня, сердце Сира Карла при всемъ томъ раздленно; а мое никогда еще до сей самой минуты не было искушаемо. Я не скрываю отъ васъ ни одной своей слабости, любезная Милади. Тетушка сказала, чтобъ я вошла въ горницу, и Сиръ Карлъ подошедъ мн на встрчу съ самымъ ласковымъ видомъ подвелъ меня къ кресламъ, кои стояли порожни между тетушкою и бабушкою. Онъ не примтилъ моего смущенія, по чему удобне могла я ободриться, тмъ паче что и онъ казался не много смущеннымъ. Однако онъ слъ; голосъ его по малу становился тверже, и онъ намъ говорилъ слдующуію речь.

Никогда, Сударыня, не находился человкъ въ такомъ странномъ положеніи, какъ я. Вы знаете вс причины оному: вы знаете, въ какихъ я былъ замшательствахъ, отъ такой фамиліи, которую долженъ всегда уважать, и отъ такой двицы, коей во всю свою жизнь удивляться буду: и вы, Сударыня, [обратясь къ моей бабушк:] благоволили дать мн познаніе, что ко премногимъ засвидтельствованіямъ о истинномъ величіи души, присоединяетъ Миссъ Биронъ и то великодушіе, что пріемлетъ участіе въ жребіи такой особы, которая есть Миссъ Биронъ для Италіи. Я не извиняюсь за сіе уподобленіе: сердце мое, смю сказать, [говоря мн,] равняется съ вашимъ, Сударыня, въ откровенности и искренности.

Моя бабушка отвчала ему за меня, что онъ не иметъ надобности въ извиненіяхъ и что мы вс отдаемъ справедливость достоинствамъ знаменитой Италіанки. Онъ началъ паки свою речь.

Въ толь чрезвычайномъ положеніи хотя и, можно увдатъ изъ моей повсти то что я сказать хочу и хотя вы оказали мн милость, одобря т намренія, по коимъ я ищу почтенія отъ Миссъ Биронъ; но мн кажется, что я долженъ для ея и вашей разборчивости съ искренностію представить вамъ состояніе своего сердца; я буду говоритъ со всею откровенностію, каковая приличествуетъ въ подобныхъ случаяхъ, равно какъ въ такихъ договорахъ, кои заключаются торжественно между народами.