Английские письма или история кавалера Грандисона

Она наклонила голову и ея вниманіе казалось усугублялось.

Изъ двухъ годовъ одинъ я буду щастливо проживать съ моею Клементиною въ Англіи…

Ваша Клементича, Г. мой! Ахъ, Кавалеръ! [Она покраснѣвши отвернула лице свое.] Ваша Клементина, Г. мой! повторила она; и я примѣтилъ радость появившуюся на лицѣ ея. Однако слезы потекли изъ очей ея.

Такъ, Сударыня, мнѣ позволено надѣяться имѣть васъ своею супругою. Духовной вашъ отецъ будетъ находиться съ вами: Отецъ Марескотти соглашается ѣхать съ вами для отправленія своей должности. Его благочестіе ревность и собственныя мои попеченія о тѣхъ, коихъ правила съ моими различны, честь моя, коею я клятвенно обязался фамиліи препоручающей мнѣ любезнѣйшее свое сокровище, будутъ охранять вашу безопасность…

Ахъ, Г. мой! прервала она рѣчь мою, вы однако не желаете быть Католикомъ?

Вы согласились, Сударыня, передъ отъѣздомъ моимъ въ Англію, чтобъ я слѣдовалъ законамъ моея совѣсти.

Правда ли ето? сказала она вздыхая.

Родитель вашъ, Сударыня, увѣдомитъ васъ самъ о всѣхъ прочихъ статьяхъ къ совершенному вашему удовольствію.

При семъ очи ея наполнились слезами. Она казалась въ недоумѣніи. Усилія дѣлаемыя ею къ продолженію разговора произвели въ нея единое только смущеніе. Наконецъ опершись на мое плечо подошла къ кабинету трепеща; она вошла въ оный. Оставьте, оставьте меня, сказала она мнѣ: и подавши мнѣ въ руку бумагу, заперла за собою двери. Будучи пораженъ ея вздохами, я пошелъ въ боковую горницу, изъ коей ея мать и Камилла слышали нѣкоторую часть краткаго нашего разговора. Маркиза пошла въ кабинетъ; но возвратясь оттуда почти въ тужъ минуту сказала мнѣ: Благодарю Всевышняго, они теперь находится въ полномъ разумѣ хотя и весьма печальною кажется. Она просила меня оставить ее въ уединеніи. Естьли вы можете проститъ ея, сказала она, то ея сердце почувствуетъ облегченіе. Она вручила вамъ какую то бумагу, которую проситъ васъ прочесть. Она будетъ ожидать пока прикажите ее позвать, естьли можете присовокупила она, прочитавши оную смотрѣть безъ презрѣнія на дѣвицу недостойную вашихъ милостей. Но какуюжъ странную тайность, возразила Маркиза, заключаетъ въ себѣ сія бумага?

Я столько же сему удивлялся какъ и она. А поелику я не зналъ еще содержанія оной то развернувши при ней хотѣлъ было читать, но она не иначе желала слышать оное какъ съ Маркизомъ, естьли токмо прилично знать имъ обоимъ оное. Она вышла съ торопливостію; а Камилла пошла въ другую горницу для исполненія тамъ приказаній своей госпожи. Я остался одинъ. И вотъ какое удивленія достойное сочиненіе я читалъ. (*)

(*) Не нужно замѣчать что оно писано въ болѣзни Клементины, происходящей отъ любьви и закона; въ чемъ состоитъ здѣсь искуство сочинителя.

,,О ты, составляющей предметъ дражайшій моему сердцу! тысячекратно прошу я прощенія… Въ чемъ же? Въ томъ ли что намѣрена оказать великое дѣяніе, естьли буду имѣть къ тому силы. Ты подаешь мнѣ примѣръ. Ты которой представляешься глазамъ моимъ совершеннѣйшимъ изъ человѣковъ. Долгъ влечетъ меня къ тому, чему сердце мое противится и возбуждаетъ во мнѣ слабость. Тебя, Всемогущій Боже! единаго умоляю подкрѣпить мои силы въ семъ чрезвычайномъ противуборствія чувствованій. Не допусти, чтобъ оно затмило мой разсудокъ, поелику уже онъ былъ помраченъ…; сей слабой разсудокъ, которой токмо созрѣвать начинаетъ. О Боже! подкрѣпи меня: усиліе превосходитъ мои способности, оно достойно того совершенства, къ коему Клементина всегда стремилась.