Было выбрано время – вечер вторника, и место – оперный театр, где давали «Орлеанскую деву». Стрэйтуэйт, коего эта драма не интересовала, заявил: он не намерен там присутствовать. На самом же деле, наклеив фальшивые усы и изменив несколько других деталей внешности, до которых смог додуматься со своим ограниченным опытом, намеревался занять место под ложей супруги. По условному сигналу Стефани должна была расстегнуть ожерелье и наклониться вперед: оно соскользнуло бы и упало. Стрэйтуэйту, предупрежденному заранее, не составило бы труда его найти. С драгоценностью в руках он выскользнул бы из зала и, прежде чем кто-нибудь понял, что произошло, успел бы покинуть оперу.
Каррадос повернулся к Тедди:
– Этот замысел себя оправдал, мистер Стрэйтуэйт?
– Видите ли, Стефани настолько умна – я счел очевидным, что у нас все получится.
– И за три дня до этого Беллитцер уже сообщил о подмене и о том, что ожерелий было два.
– Да, – нехотя, но искренне согласился Стрэйтуэйт. – Я подозревал, что природная находчивость Стефани здесь подвела ее. Знаешь, дорогая, оказывается, бомбейский и калифорнийский жемчуга́[103] не одно и то же.
– Каков подлец! – воскликнула леди, мстительно оскалившись. – А мы поили его шампанским!
– Но ничего не вышло, поэтому какая разница?
– Исключая то, что жемчуг Маркхэмов исчез и они намекают на что-то ужасное! – гневно напомнила она.
– Верно, – согласился Тедди. – В качестве продолжения, мистер Каррадос, попробую объяснить эту часть событий, даже если Стефани осведомлена о них лишь частично. – Он слез с подлокотника и прошествовал через всю комнату к другому стулу, где занял точно такое же положение. – Тем роковым вечером я, как мы и договаривались, пробрался в театр – нарочно опаздывая, чтобы занять свое место незамеченным. После этого я огляделся, посмотрел наверх, отыскал Стефани и удостоверился – все идет по плану. Мы условились, что сразу после того, как в первый раз опустят занавес, я перейду в противоположный конец зала, встану напротив ложи Стефани и покручу за цепочку свои часы, пока не удостоверюсь, что она меня заметила. После этого Стефани должна была три раза обмахнуться программкой. Оба действия, извольте признать, абсолютно безобидны, но в то же время способны послужить сигналом, что все благополучно. Конечно, это придумала Стефани. После того мне надлежало вернуться на место, а она должна была сделать свое дело во втором акте. Однако у нас ничего не вышло. В конце первого акта что-то белое бесшумно соскользнуло вниз и опустилось к моим ногам. На секунду я подумал, что это ожерелье упало не вовремя. Но потом увидел: то была перчатка – женская перчатка. Прежде чем я коснулся ее, предчувствия подсказали мне, что она принадлежала Стефани. Я поднял ее и тихо выскользнул из зала. В одном из клиньев для пальцев перчатки обнаружил клочок бумаги – уголок оторванной программки. Карандашом на нем было выведено:
– Конечно, вы сохранили записку?
– Да. Она в моем столе в соседней комнате. Принести ее вам?
– Будьте так добры.
Стрэйтуэйт вышел, и Стефани с очаровательно жалобной интонацией произнесла:
– Мистер Каррадос, вы, конечно, вернете его нам? Ничего такого, но я, кажется, что-то подписала, и теперь Маркхэмы угрожают нам иском по обвинению в преступной халатности из-за того, что я оставила жемчуг без присмотра.
– Вот она. – Стрэйтуэйт вернулся как раз вовремя, чтобы услышать просьбу жены. – Никому, кроме вас, я не предъявил бы эти доказательства. Первое как минимум вызовет неудобные вопросы, второе же не поддается объяснению. Следовательно, мне пришлось придумать вымышленную кражу со взломом и выбросить футляр от ожерелья в сад, в заросли рододендронов, чтобы полиция нашла его там.
– Чем дальше в лес, тем больше дров, – прокомментировал Каррадос.
– Вот именно. Мы со Стефани согласны, не так ли, дорогая? Вот первое – записка, а при ней перчатка. Конечно, я немедленно вернулся. Это был план Стефани, и я подчинился ей. Меньше чем через полчаса я услышал, как к дому подъехал автомобиль. Затем в дверь позвонили. Кажется, я упоминал, что дома больше никого не было. Я открыл дверь и увидел незнакомца. Он спросил всего лишь: «Мистер Стрэйтуэйт?» – и на мой кивок протянул письмо. В холле я распечатал его и прочел, а затем прочитал вторично, уже у себя в комнате. Вот оно: