Английский детектив. Лучшее за 200 лет

Карлайл с трудом отыскал в себе силы, чтобы выпрямиться и попрощаться с управляющим. В коридоре он несколько раз останавливался, чтобы протереть глаза.

– Макс, ты чертов плут! – выпалил он, едва они вышли на улицу. – Тебе все было известно!

– Нет, я же говорил тебе, что ничего не знаю, – ответил Каррадос. – И не солгал ни словом.

– Слишком много на свете вещей, в которые просто невозможно поверить – и это все, что я могу сейчас сказать.

Вместо ответа Каррадос протянул монету разносчику газет и передал покупку другу, который уже уселся в машину.

– Есть такое выражение – «Смотри в оба!». Это мне не под силу, зато я стараюсь «слушать в оба». Удивительно, как мало ты можешь услышать, Льюис, и как много пропускаешь. За последние пять минут три разносчика газет повторили эту историю каждый по-своему.

– Вот так так, она не теряла времени! – воскликнул Карлайл, пробегая глазами заголовки. – «Сенсация! Жемчужное ожерелье знатной леди! Исчезновение драгоценности стоимостью пять тысяч фунтов!» Дело пошло. Куда теперь, Макс?

– Уже четверть первого, – ответил Каррадос, прикоснувшись к стрелкам часов. – Мы можем обсудить новый поворот событий за обедом. Паркинсон к тому времени закончит собирать вещи. Если нужно, я позвоню, чтобы он встретил нас у Меррика. Купи все эти газеты, Льюис, и мы сопоставим данные.

Неоспоримых фактов, которые выдержали бы проверку, нашлось немного, и они были скупы, ведь в каждом случае усердный писака изменил некоторые расплывчатые или сомнительные детали в угоду собственным представлениям. Все согласились с тем, что утром во вторник – сегодня уже наступил четверг – миссис Стрэйтуэйт была в числе тех, кто занимал одну из лож в новом оперном театре, наслаждаясь представлением «Орлеанской девы», и что у нее был украден жемчуг, который стоил примерно пять тысяч фунтов. Это все, на чем они сходились. Одна из версий гласила: кража произошла в театре. Другая – леди в последний момент решила не надевать украшение, и оно было похищено из дома в ее отсутствие. Третьи приводили неясные намеки на Маркхэмов, известных ювелиров, и предполагали, будто страховка, разумеется, покроет ущерб.

Карлайл, который отчеркивал строки в статьях, отложил последнюю газету и нетерпеливо передернул плечами.

– Откуда, черт возьми, здесь взялись Маркхэмы? – воскликнул он. – В чем их интерес? Что ты об этом думаешь?

– Что есть второе настоящее ожерелье – то, которое видел Беллитцер. Где-то оно обреталось и раньше.

– Ей-богу, ты прав – и всего пять дней прошло. Однако что наша леди выиграет от его кражи?

Каррадос уставился в пустоту, деля свое внимание между сигаретой и кофе.

– Сейчас леди, возможно, не хочет иметь со всем этим ничего общего, – глубокомысленно заметил детектив. – Едва вы ввязываетесь в подобное, как все выходит из-под контроля, – он покачал головой.

– Дело становится более запутанным, чем ты ожидал? – предположил Карлайл, предоставив другу возможность отказаться.

Каррадос разгадал его намерение и ласково улыбнулся.

– Мой дорогой Льюис, одна пятая загадки уже разгадана.

– Одна пятая? Как ты определил?

– Сейчас час двадцать пять, а начали мы в половину двенадцатого.

Он подозвал официанта и расплатился, а затем, ни на минуту не теряя достоинства, позволил Карлайлу отвести себя к машине, где его уже ждал преисполненный рвения Паркинсон.

– Ты уверен, что я тебе больше не нужен? – спросил Карлайл. Каррадос успел предупредить, что после ланча займется делами сам, но, считая эту идею сомнительной, Карлайл как человек ответственный испытывал чувство вины. – Только скажи!

Каррадос, улыбнувшись, покачал головой, а затем склонился к приятелю.

– Я направлюсь сейчас в оперу, потом, возможно, переговорю с Маркхэмом. Если у меня останется время, найду кого-нибудь, кто знаком со Стрэйтуэйтами, а потом, быть может, встречусь с инспектором Бидлом, если он еще на службе. Это все, что могу сказать в данный момент, о дальнейших же планах сообщу, позвонив тебе из доходного дома «Люнебург». Но так или иначе – приходи туда в три.

«Старина Макс, – пробормотал Карлайл, пока машина прокладывала себе путь, – всегда знает, что делает!»

Тем временем в доходном доме «Люнебург» миссис Стрэйтуэйт переживала не самые лучшие часы в своей жизни. Она проснулась с головной болью: всю ночь ей казалось, будто что-то идет не так и конца неприятностям не предвидится. Если это чувство не перерастало в настоящий страх, то лишь из-за непомерного самомнения и невероятного невежества, присущих куриным мозгам этой титулованной молодой особы, – несмотря на трехлетний стаж замужества, Стефани Стрэйтуэйт еще не исполнилось и двадцати двух.