Английский дневник

Чтобы осуществить свой план, Андрей ставит Лёшку с сетью на одной стороне речушки возле мостика, а сам за другой конец тащит сеть через ручеек на противоположную сторону. Желание поймать рыбу толкает на подвиги. Он в молочного цвета брюках. Чтобы их не запачкать, он закатывает штанины как можно выше. Но не тут-то было: ил, как болото, засасывает и не отпускает. Наконец, изрядно вымазавшись, Андрей протягивает сеть и закрепляет ее палкой в илистой глине. Затем переходит через мост обратно к Лёше и крепит его конец сетки. Ну вот, теперь осталось только ждать, когда рыба сама приплывет в сети.

Да, хорошо, что вокруг ни души. Представляете лицо почтенного пожилого англичанина, если бы он все это увидел?

Вскоре начинается прилив. Вода начинает течь в обратном направлении. Она прибывает прямо на глазах. Течение усиливается и – вот черт! – внезапно сносит сеть.

– Папа, держи! – кричит Лёша.

Андрей бросается к воде, чтобы ухватить сеть и окончательно увязает в топкой грязи. Сеть важно проплывает под мостиком и скрывается за поворотом.

– Лёш, дай руку! – Андрей порядочно застрял. – Ну, куда ж ты в брюках полез! Брюки сними.

Лёшка стаскивает с себя брюки, осторожно спускается ниже и протягивает отцу палку.

– Тяни! Что ж ты стоишь! – кричит Андрей.

Лёша со всей силы хватается за палку и помогает Андрею выбраться наверх.

Да, ну и приключение!

Когда грязь на руках и ногах обсыхает, Лёша одевается, а Андрей опускает штанины своих брюк. Но светлые брюки полностью измазаны грязью. Как же в таком виде возвращаться домой на автобусе? Да это просто невозможно – и они отправляются пешком.

Все это я узнаю, когда поздно вечером они, наконец, приходят домой. Андрей без сил, грязный и злой. А Лёшка умирает от смеха: я чистый, а папа как бомж…

– Иди сюда. Хочешь попробовать? – Андрей протягивает мне спиннинг. – Только держи крепко двумя руками. Давай, забрасывай!

Я делаю движение руками, и катушка со стрекотом начинает быстро крутиться. Спиннинг закидывается куда-то наискосок. Вроде, ничего не задела. Я начинаю вертеть катушку. Спиннинг тяжелеет каждую секунду. И когда я вытаскиваю его из воды, он прогибается дугой и обнажает одну за другой три рыбы, висящие на его крючках.

– Здорово! – говорю я.

Андрей снимает рыбу с крючков и складывает в мешок.

– Очень неплохо для первого раза, – подбадривает меня Стюарт.

В этот день общими усилиями мы наловили почти два мешка рыбы. Не знаю, как Стюарту и Сюзан, но нам эта рыбалка запомнилась на всю жизнь.

Домашний конкурс

Люди в моей жизни приходят и уходят, как, впрочем, у каждого.

Все разные и все одинаковые. Все со своей историей. Часто она повторяется. Но иногда она совершенно особая. И тогда почему-то хочется об этом написать.

Но как? Ведь я ничего не пишу. А если напишу, то мне кажется, что, прежде всего, меня не поймут дома. И хотя я еще ничего не написала, мне уже нужен слушатель. Мое противное эго уже требует его.

Но кроме моего мужа, слушателей у меня нет. Что же делать? И я объявляю домашний конкурс на лучший рассказ.

Андрей пару секунд смотрит на меня с удивлением. И тут же:

– А что, давай. Это даже интересно. Ты, я и Лёша – все пишем рассказ. Срок два дня. А потом читаем друг другу. А тема?

– Тема? Тема у каждого своя, – я быстро направляю его нужным мне курсом.

Отлично, это то, что мне надо. Но всего два дня. А вдруг я не смогу написать? Может, надо выторговать больше…

Он сказал – два дня, значит, уже знает, о чем напишет. И сразу согласился…

Вся эта чушь заполняет мою голову, как пена от шампуня. При этом я понимаю, что это – игра, но она мой стимул. Я ведь этого хотела. Я заварила эту кашу. Обратного пути уже нет.

Кстати, я еще не знаю, захочет ли Лёша. Но и Лёша соглашается.

Я беру ручку, бумагу, иду к морю, пристраиваюсь на бетонной набережной и пишу…

ЕЛИЗАВЕТА

– Так устала, ох, так устала, – говорила Елизавета, подкладывая подушки под спину, чтобы устроиться поудобнее на мягком диване. Она имела обыкновение по воскресеньям днем заходить ко мне.

Крупный нос, вздернутый кверху, большие, светло-зеленоватые, слегка прищуренные глаза, тонкие, накрашенные помадой губы, растянутые в улыбку, придавали ее лицу сходство с лисьей мордочкой, хитрой и лукавой.

– Ну, как вы?– следовал традиционный вопрос и, не дожидаясь ответа, Елизавета продолжала: – Все хорошо? Все хорошо… – как бы спрашивая и сама отвечая.

Ей было уже за семьдесят, хотя худощавость и короткая стрижка явно молодили ее, но глаза и морщинистое лицо упрямо выдавали возраст.

Елизавета достала пачку сигарет и, открывая, протянула ее моему тринадцатилетнему сыну:

– Ну, будешь?

Он как-то странно хмыкнул, не совсем понимая, то ли она шутит, то ли говорит серьезно, и вышел из комнаты.

Жмурясь и моргая, она прикурила от зажигалки, жадно втягивая дым, и пока я искала что-либо подходящее, что могло бы заменить пепельницу в доме некурящих, стряхивала пепел в свою ладошку.

– Ну, какие новости? – спросила Елизавета, отхлебнув глоток кофе и ставя чашку с блюдцем обратно на стол.

– Да вроде никаких. Уж какие тут новости, в этой глуши, – вздохнула я.