Английский дневник

– Нет, все-таки телятину они готовить не умеют…

Пока Хиггинс был на ланче, в галерею на Бонд-стрит зашел японец. Он подолгу рассматривал каждую картину. Заметив это, Альберт предложил свои услуги и стал водить клиента по галерее.

Осматривая экспозицию, японец обратил внимание на приоткрытую дверь в кабинет Хиггинса и увидел висящих на стене «Пионеров».

– А это цто за картина?

– О, это очень известный художник, уникальная вещь из персональной коллекции мистера Хиггинса, отличное полотно… – рассказывал Альберт.

– Сиколько стоит? – перебил японец.

– Сто двадцать тысяч фунтов, – вдруг произнес Альберт, сам удивляясь, откуда взялась такая цифра.

– О нет, ситолько я саплатить не могу, – скромно заулыбался японец. – Я могу давать… сто десять тисяц.

Альберт на секунду задумался.

– Это надо согласовать с мистером Хиггинсом. Я не уверен, как он отреагирует. Если вы настаиваете, я сейчас же свяжусь с ним. Присядьте, пожалуйста.

Японец, не сводя глаз с «Пионеров», опустился на белый диван, а Альберт снял трубку и сделал вид, что набирает номер. Пару минут убедительных переговоров, и Альберт расцвел:

– Вы счастливчик. Он согласен на вашу сумму.

Без промедления японец достал чековую книжку и выписал чек на сто десять тысяч фунтов.

Ровно в два часа мистер Хиггинс, раздосадованный телятиной и еще более раздраженный, вернулся в галерею. Прошел в кабинет и сел за письменный стол, на котором лежал маленький чек с большим количеством нулей. Хиггинс ничего не понял. Он поднял голову, заметил отсутствие «Пионеров» на противоположной стене и снова посмотрел на чек.

В кабинет уже входил Альберт.

– Что это, что это такое? – нетерпеливо спросил Хиггинс, надевая очки.

– Пока вы были на ланче, у нас был клиент из Японии. Он купил эту картину и выписал чек, – ответил Альберт, последовательно показывая рукой на пустое место на стене и лежащую на письменном столе маленькую бумажку.

Мистер Хиггинс уставился на чек.

– Это что, в йенах, что ли?

– Ну почему же? В фунтах…

В этот вечер шампанское в клубе «Дорчестер» лилось рекой. Хиггинс был в ударе. А на следующий день в газетах появилось сообщение о том, что известный арт-дилер мистер Хиггинс, обладатель уникальной картины советского художника, продал её японскому миллионеру, пожелавшему остаться неизвестным, за рекордную сумму в двести пятьдесят тысяч фунтов.

Гармония аферизма

Крупные сделки, как и большие аферы, часто совершаются между прочим. Это хорошо понимала Джоана Уилсон, когда ехала на Пикадилли в роскошный «Фортнум и Мейсон» на встречу с артдилером из Москвы Маргаритой Петровской.

Джоана, одетая с английской сдержанностью в черную, но качественную одежду, с дорогим бриллиантовым кольцом на правой руке, слегка подкрашенными ресницами, нежной розовой помадой на губах и аккуратно уложенными волосами, в свои пятьдесят лет выглядела элегантно и достаточно солидно. Весь ее внешний вид, учтивые манеры, хорошая речь говорили о принадлежности к определенному кругу и о соответствующем воспитании, что позволяло ей всегда находить необходимую дистанцию, общаясь с разными людьми, и это, в свою очередь, располагало к ней собеседника.

Несколько месяцев назад, на презентации выставки русской живописи на Корк-стрит, Джоана познакомилась с Маргаритой, которая, как она узнала, помогала в организации этой выставки. Разговорились, разумеется, о живописи, о картинах. Джоана увлекалась искусством и всегда хотела пополнить свои знания в этой области. Последние несколько месяцев она даже посещала школу живописи Кристи, обучение в которой отнимало много времени, но доставляло большое удовольствие.

Джоане понравилась эта пухленькая, как пышка, молодая москвичка с круглыми большими глазами и ямочками на щекахбулочках. Маргарита была уверена в себе, улыбалась искренне, порусски, говорила не торопясь, подбирая нужное английское слово. Получалось внушительно и выглядело вполне естественно.

Здесь, на выставке, были представлены картины современных московских художников и, зная эту живопись и видя, что собеседница проявляет интерес, Маргарита водила Джоану от картины к картине и рассказывала о художниках.

Незаметно разговор зашел о русских абстракционистах. Эта тема еще больше заинтересовала Джоану. Маргарита, заметив это, достала из сумочки небольшую фотографию и сказала:

– Это Кандинский, ранний, еще до абстрактного периода, – и добавила: – Акварель.

Это был скорее этюд, написанный характерной для Кандинского ослепительно яркой палитрой. Написанные фигуры были схематичны, вся композиция условна, с уже появляющейся степенью абстрактности. Доминирующие красные, желтые и синие цвета придавали работе мистическую атмосферу и состояние нереальности. Это являлось скорее упражнением в цвете, одной из многочисленных попыток художника обрести свободу в живописи. На обратной стороне фотографии, от руки, был указан размер работы: двадцать на тридцать сантиметров.

– Я приобрела ее на аукционе в Швейцарии, так что акварель подлинная, вне всякого сомнения. Вот здесь, в папке, фотокопии документов, подтверждающие ее подлинность.