Английский экспромт Амалии

Амалия вежливо ответила в том духе, что охота на лис – единственное, о чем она мечтает в жизни. Она видела, как Ундервуд и Лаймхауз в сопровождении лакея прошествовали к выходу. Это значило, что вскоре королева примет их. Королева! Мозг Амалии лихорадочно работал, выискивая уязвимые места в ее собственной комбинации. Не перестаралась ли она? Не переоценила ли свои силы? Принц норовил под столом коснуться ее ноги, и Амалия, очаровательно ему улыбнувшись, как бы невзначай стукнула его каблуком под колено. Берти тихо охнул и уставился в свои карты так, словно, кроме них, его ничто в мире не интересовало.

А в рабочем кабинете королевы Лаймхауз и Ундервуд испытывали легкое волнение. Если война начнется, это будет их война, и оба ощущали то сладкое головокружение, какое всегда доставляет человеку сознание своей колоссальной власти. Лаймхауз достал заготовленный доклад, и из его кармана на ковер выпорхнул крошечный розовый листок, на каких часто пишут любовные письма. Ундервуд взглядом показал другу на него, но тут вошла королева, и оба джентльмена склонились в глубоком поклоне.

– Садитесь! – милостиво разрешил шар в черном.

Ундервуд ухитрился ногой подгрести записку к себе, уронил платок, наклонился за ним и поднял его с запиской, которую под столом незаметно передал магнату. Почерк записки показался лорду смутно знакомым, но в то мгновение он не стал размышлять над этим, подумал только о союзнике: «Черт бы его побрал с его амурными похождениями! В такой момент…»

Лаймхауз откашлялся и начал говорить, одним глазком посматривая в свои записи.

Речь его, по сути дела, была очень скучна и сводилась к следующему: он произведет столько пушек, сколько надо короне, и это будут самые лучшие пушки на свете. Также он поставит ружья, сабли и револьверы в количестве, потребном короне, и по весьма умеренной цене – только потому, что он счастлив сделать приятное своей стране и готов на все, решительно на все, чтобы помочь ей.

После него заговорил Ундервуд. Общественное мнение, сказал он, требует войны. В палате общин вот-вот открыто поставят вопрос о ней (Ундервуд умолчал о том, что его друзья в парламенте только и ждут его сигнала, а сам он должен быть уверен в поддержке королевы, без одобрения которой никакая война не представлялась возможной). Русский царь опасен, и на него нельзя полагаться. Вообще русские цари, продолжал он, плохие союзники, и для блага Британии необходимо, чтобы…

– Лорд Ундервуд, – сухо перебила королева, – я бы попросила вас отзываться о царствующих особах более подобающим образом, даже если они и не друзья нам. Не забывайте, что один из царей был нам крестным отцом, и они имеют полное право рассчитывать на наше уважение.

Крестным отцом Виктории был не кто иной, как Александр I, и в честь его, кстати, ей дали первое имя Александрина (второе, Виктория, было дано в честь ее матери, герцогини Кентской). Взойдя на престол, она выбрала «Викторию» в качестве коронационного имени, и поэтому «Александрина» промелькнула в истории незамеченной.

Ундервуд проглотил замечание и изложил все те доводы, которые он изо дня в день с успехом повторял на страницах своей печати: лучше ударить первым, чем потом обороняться, русские угрожают интересам Британии в Индии и так далее.

Королева Виктория слушала его и думала, что лорд, нет слов, умный человек, но что он не учитывает некоторых нюансов. К примеру, Бисмарк не любит Россию, но мечтает о колониях. Так не воспользуется ли он моментом, чтобы выступить союзником России и нанести удар Англии в спину? У Франции с царем такие отношения, что лучше не бывает, но даже если французы сохранят нейтралитет в случае войны, Англии в одиночку не справиться с двумя могущественными врагами. Да еще всякие идиоты и идиотки (Виктория с раздражением вспомнила роскошное платье Амалии) только и ждут, что англичане будут таскать для них каштаны из огня. И, кстати, не без оснований. Если Англия нападет на Россию, а Польша вдруг заявит о своей независимости, это будет очень удачно для Англии, ведь внутренние неурядицы всегда отвлекают силы врага, но вдруг вслед за Польшей и в самой Англии начнутся волнения? Какое-нибудь восстание в Ирландии, например. А ирландцы ненавидят англичан больше, чем поляки – русских. Нет, очень опасно зажигать костры свободы в других странах, ведь неизвестно, куда потом перекинется огонь…

Ундервуд замолчал, дожидаясь ответа королевы. Та, глядя на языки пламени в камине, думала о чем-то своем. Лоб ее прорезали глубокие морщины. Лаймхауз почти не дышал.

– Все это очень хорошо! – сказала Виктория наконец. – Вы абсолютно правы, России потакать незачем! Но в таких делах! Следует сначала все взвесить! Я должна посоветоваться с премьер-министром! И еще с другими людьми.

– Государыня, – воскликнул обескураженный Ундервуд, – но время, время не ждет! Мы должны…

Виктория даже вздрогнула. Опять это проклятое «должны»! Положим, она конституционный монарх, а не какой-нибудь душитель-самодержец, но как они с ней обращаются, в конце концов!