Английский романтизм. Проблемы эстетики

Поиски Китса были поисками истины и красоты, неотделимых в его сознании, поскольку истинной сущностью каждого явления он считал красоту. Если в современном своем состоянии она оказывается искаженной и затемненной, то задача поэта заключается в том, чтобы «высветлить» и обнаружить ее. Именно для этого нужно поэтическое воображение. Оно-то и должно раскрыть тождественность красоты и истины. Так, в отличие от ранних исследователей, увидавших в известном афоризме «Греческой вазы» об этой тождественности доказательство эстетских устремлений Китса, толковали его философию искусства более поздние комментаторы. Они утверждали, что хотя для Китса красота и истина едины, «достигаются и выражаются они по-разному: красота — через посредство чувства и воображения, истина — через посредство мысли, знания и философии. Но они представляют собой одно и то же, ибо то, что чувствуется, ощущается, воображается прекрасным, при адекватном воплощении в интеллектуальную форму оказалось бы правильно воспринятой реальностью, тогда как истина, правильно выраженная через посредство чувства и воображения, превратилась бы в красоту»[96].

Для того чтобы раскрыть их подлинное единство, Китс считает себя вынужденным создать в поэзии особый мир, отвлеченный от конкретных форм современной ему жизни; в этом мире сосредоточены не только неиссякаемая щедрость природы, но и та красота естественной человечности, любви и радости, которую поэт тщетно искал в действительности. В свой воображаемый мир Китс переносит то, в чем он видел неискаженную буржуазной цивилизацией ценность материального бытия. Но его постоянно мучила невозможность соотнести свою жажду счастья, свободы и красоты с реальностью, полной страдания и борьбы. Такое соотнесение нужно ему было не для того, чтобы утвердить превосходство искусства над жизнью, а для того, чтобы принести людям духовное богатство, украденное у них жалкой повседневностью. Китс еще не научился находить прекрасное в безобразном как он к этому ни стремился. Его тяга к прекрасному как объекту изображения — лишь проявление резко критического отношения к современности. Так называемый эстетизм Китса служит примером того, как политическая оппозиция, не выражаясь языком политическим, выливается в эстетический протест.

Этот протест приводит Китса к построению поэтической системы, коренным образом противоречащей принятым эстетическим понятиям. Недаром Хэзлитт объясняет преследования, которым Китс подвергался со стороны Гиффорда, редактора торийского журнала «The Quarterly Review», именно тем, что с ним в литературу вошла новая поэтическая система, принципиально враждебная банальной «официозности» эстетики и поэзии гонителя Китса (HCW, XI, 118–123). Неприятие торийской Англии, близость к передовым общественным взглядам романтиков младшего поколения ведут Китса к созданию поэзии, впитывающей из жизни лучшее. В ней он чаял найти восполнение утраченной поэтичности.

Политическая, моральная, религиозная критика современности у Китса соединяется и сосредоточивается, как в фокусе, в ее эстетической критике. Тем самым поэт выдвигает как бы новый критерий правомерности общественного строя — эстетический критерий, который становится новым средством для контроля целесообразности строя и степени его соответствия требованиям личности. Если одобрение социальной системы с позиций эстетических, в частности ее поэтизация, представляет для нее политическую ценность, укрепляет и поднимает ее значение, то развенчание и принижение ее с тех же позиций наносит ей серьезный политический урон. Высказывая со страстной силой искренности и таланта отвращение к ней, Китс выполнял задачу бесспорной исторической важности. Но тем самым он дал повод к ошибочному мнению, будто его ничто, кроме «чисто» эстетических вопросов, не занимало.

Такое понимание Китса продержалось почти три четверти века — от 1840-х годов, когда его «открыли» в кружках Теннисона и прерафаэлитов, вплоть до исследований 1920-х годов. Тогда поняли, что разрыв Китса с его эпохой был мнимым, что, несмотря на почти полное отсутствие в его поэзии актуальной политической тематики, она насыщена живым общественным содержанием и тем же протестом, который, пусть по-иному, прозвучал в творчестве Байрона и Шелли.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Изучение поэтов английского романтизма позволяет рас* смотреть глубинные связи между ними, проявляющиеся несмотря на серьезные различия и противоречия. У всех них интерес к проблемам, поставленным эпохой, принимает форму то настойчивых размышлений о многотрудных путях и судьбах человечества, то прозрений, по видимости оторванных от почвы реальности, но внутренне с ней связанных.

Диапазон художественных возможностей у романтиков необычайно велик, включая и драматическое изображение перипетий исторического развития, и вдохновленные фольклорными мотивами песни и баллады, и поэмы, использующие фантастические и мифологические образы для рассказа о становлении героя и его борьбе за духовную независимость.