Небывалого блеска достигла романтическая лирика. Опа имела особенно важные последствия для развития поэзии, так как раскрыла напряженную внутреннюю жизнь, порывы и стремления, самосознание и самопознание личности, ее гордый индивидуализм и жажду свободного выражения себя в сфере чувства, мысли, деятельности, творчества. Она увлекала не только великих поэтов, которым посвящена эта книга, но и других, менее значительных, сыгравших, однако, свою роль в общем движении; краткое рассмотрение их необходимо для понимания основных проблем романтизма.
Когда в истории литературы появляются две такие огромные фигуры, как Вордсворт и Кольридж, несходство их индивидуальностей, одинаково резко выраженных, иной раз заслоняет их существенную близость. Но когда рядом с ними выстраиваются их ученики, последователи и единомышленники, эта близость оказывается более явной. Расстояние между ними как бы заполняется; становится очевидным, насколько случайны или закономерны черты общности или различия.
Многолетним другом Кольриджа и Вордсворта, поэтом, которого историки литературы с основанием присоединяли к ним, был Роберт Саути (1774–1843). Его развитие подчеркивает характерность развития Кольриджа и Вордсворта: от увлечения революцией к разочарованию в ней, от пафоса всеобщего отрицания к приятию всего установленного. Он тоже еще в детские годы отличался непокорностью; его исключили из школы за статью в рукописном журнале против телесных наказаний. Как и они, он еще через много лет после того, как кончился героический, республиканский период его жизни, вспоминал: «Кроме тех, кто жил тогда, немногие могут представить себе, что такое память о Французской революции, что такое тот мир видений, который открылся ее свидетелям. Все старое, казалось, уходило, и не о чем ином не мечтали, кроме как о возрождении всего рода человеческого»[97]
.Так же, как Вордсворт и Кольридж, Саути и после отречения от революции остается врагом буржуазного индустриализма и защитником бедняков. «Фабриканты, — пишет он, — равнодушны к чести и независимости Англии — лишь бы процветали их фабрики»[98]
. Он негодует, когда видит, что детей из работных домов продают фабрикантам словно рабов[99], что нищета стала уделом низших классов, и призывает к эффективной борьбе против нее. Можно сказать, что какие-то угольки прежнего радикалистского пламени тлеют в его душе и в поздние годы.Однако по сравнению с Вордсвортом и особенно Кольриджем, он гораздо лучше приспособился к существующим порядкам. В 1813 г. он был пожалован придворным званием поэта-лауреата и усердно писал оды, элегии и даже поэмы по случаю рождений, бракосочетаний и кончин царствующих особ. Его сотрудничество в «The Quarterly Review» приняло такие агрессивные формы, что шокировало даже дружественно настроенного к нему Вальтера Скотта, выразившего недовольство несгибаемым торизмом Саути и узостью его религиозных взглядов. Как и Скотт, он был энергичным противником избирательной реформы 1832 г. От всех социальных бедствий он видел только одно лечение — сильную власть, преданность монарху и церкви. Такой взгляд был неприемлем для Кольриджа и Вордсворта. Ни один из них не позволил себе; таких выпадов против радикалов, как Саути: он воевал с Байроном даже после его смерти, тогда как старшие «лекисты» ограничивались раздраженными замечаниями в частных письмах. Словом, сходство идеологического пути Саути и его товарищей указывает на типичность этого пути, а различия — на двойственность романтического протеста против новой буржуазной цивилизации.
Ранняя драма Саути «Уот Тайлер» (Wat Tyler, 1794) о знаменитом бунтовщике XIV в. вполне сопоставима с ранней революционной лирикой его друзей. С Кольриджем он сотрудничал в написании драмы «Падение Робеспьерам (Fall of Robespierre, 1794), в которой казнь якобинского вождя рисуется с жирондистских позиций (к этому же времени относится вскоре оставленный обоими соавторами план «Пантисократии», согласно которому двенадцать молодых людей с женами должны были основать в Америке сельскохозяйственную общину и кормить себя собственным трудом).
В 1796 г. вышла поэма «Жанна д’Арк» (Joan of Arc).' Она имела большой успех благодаря демократическому рвению автора и своей доступности неискушенному читателю. Длинные поэмы Саути вызывают ассоциации с Кольриджем, Скоттом и юным Шелли. «Талаба» (Thalaba, 1801) описывает победу героя, благородного араба, над злыми духами; нерифмованный стих, фантастичность, экспериментальность поэмы близки исканиям старших «лекистов» и дали повод для насмешек Байрона в «Английских бардах». (Тем не менее в его драму «Преображенный урод» попали два стиха Саути. Услышав об этом от Шелли, Байрон бросил в огонь всю рукопись. По счастью, у него сохранился второй экземпляр!).
В 1805 г. выходит поэма «Мэдок» (Madoc), посвященная похождениям кельтского принца в родном Уэльсе и Мексике, а в 1810 г. — лучшая из поэм Саути «Проклятие Кехамы» (The Curse of Kehama), где действие переносится в Индию и, к общему удовольствию, кончается низвержением тирана.