Английский с А. Конан Дойлем. Пиратские истории / A. Conan Doyle. Tales of Pirates

 But there came a day when the fleets of the Buccaneers no longer mustered at the Tortugas, and the solitary and outlawed pirate took their place. Yet even with him the tradition of restraint and of discipline still lingered; and among the early pirates, the Avorys, the Englands, and the Robertses, there remained some respect for human sentiment. They were more dangerous to the merchant than to the seaman.

But they in turn were replaced by more savage and desperate men (но и они в свою очередь сменились более жестокими и отчаянными людьми; to replace – заменять, замещать), who frankly recognized (ясно осознававшими; frankly – честно, откровенно) that they would get no quarter in their war with the human race (что им не стоит ждать пощады в войне против человечества; to get – получать; quarter – четверть; пощада, милосердие /проявляемые по отношению к пленнику/), and who swore that they would give as little as they got (и поклявшимися, что и сами не будут знать жалости: «что дадут так же мало, как получили»; to swear). Of their histories we know little that is trustworthy (об их жизни нам известно очень мало, что заслуживало бы доверия; history – история /последовательность исторических событий/; прошлое; trustworthy – заслуживающий доверия; надежный; trust – доверие; worthy – стоящий). They wrote no memoirs and left no trace (они не писали мемуаров и не оставили никаких следов), save an occasional blackened and blood-stained derelict (если не считать случайных почерневших и запятнанных кровью останков судов; derelict – брошенное командой судно) adrift upon the face of the Atlantic (дрейфующих в водах Атлантики; face – лицо; поверхность). Their deeds could only be surmised from the long roll of ships (об их делах можно лишь догадываться по длинному перечню кораблей; roll – свиток, сверток; перечень, список) which never made their port (которые никогда не вернулись в свой родной порт; to make port – входить в порт).

 But they in turn were replaced by more savage and desperate men, who frankly recognised that they would get no quarter in their war with the human race, and who swore that they would give as little as they got. Of their histories we know little that is trustworthy. They wrote no memoirs and left no trace, save an occasional blackened and blood-stained derelict adrift upon the face of the Atlantic. Their deeds could only be surmised from the long roll of ships which never made their port.