Английский с Джеком Лондоном. Золотой каньон. Рассказы / Jack London. All Gold Canyon. Stories

The motion of all things was a drifting in the heart of the canyon (движение всех вещей было парением в сердце каньона). Sunshine and butterflies drifted in and out among the trees (солнечный свет и бабочки парили среди деревьев). The hum of the bees and the whisper of the stream were a drifting of sound (жужжание пчел и шепот ручья были парением звука). And the drifting sound and drifting color (а парящий звук и парящий цвет) seemed to weave together in the making of a delicate and intangible fabric (казалось, сплелись, образуя тонкую и неосязаемую ткань; to weave – плести), which was the spirit of the place (которая была духом этого места). It was a spirit of peace that was not of death (это был дух покоя, который не был /при этом/ духом смерти), but of smooth-pulsing life (но спокойно пульсирующей жизни; smooth – гладкий; спокойный, ровный), of quietude that was not silence (/духом/ тишины, но не безмолвия), of movement that was not action (движения, но не действия), of repose that was quick with existence without being violent with struggle and travail (покоя, который был исполнен жизни, но без жестокости борьбы и тяжелого труда: «без того, чтобы быть жестоким от борьбы и тяжелого труда»; existence – бытие, жизнь; violent – неистовый; интенсивный, сильный; насильственный; жестокий). The spirit of the place was the spirit of the peace of the living (дух этого места был духом мира/спокойствия жизни), somnolent with the easement and content of prosperity (сонный от удобства/успокоения и довольства благополучия; content – содержание; удовлетворенность, довольство), and undisturbed by rumors of far wars (не тревожимый отзвуками далеких войн; to disturb – беспокоить, тревожить; rumor – слухи, молва).

 The motion of all things was a drifting in the heart of the canyon. Sunshine and butterflies drifted in and out among the trees. The hum of the bees and the whisper of the stream were a drifting of sound. And the drifting sound and drifting color seemed to weave together in the making of a delicate and intangible fabric which was the spirit of the place. It was a spirit of peace that was not of death, but of smooth-pulsing life, of quietude that was not silence, of movement that was not action, of repose that was quick with existence without being violent with struggle and travail. The spirit of the place was the spirit of the peace of the living, somnolent with the easement and content of prosperity, and undisturbed by rumors of far wars.

The red-coated, many-antlered buck acknowledged the lordship of the spirit of the place (красношерстный рогатый олень, признавал власть духа этого места; to acknowledge – признавать) and dozed knee-deep in the cool, shaded pool (и дремал по колено в прохладной, затененной заводи; shade – тень). There seemed no flies to vex him (казалось, не было мух, чтобы досаждать ему) and he was languid with rest (и он был разомлевшим от покоя; languid – вялый, ослабевший). Sometimes his ears moved when the stream awoke and whispered (иногда его уши двигались, когда ручей пробуждался и шептал; to awake – пробуждаться); but they moved lazily (но они двигались лениво), with foreknowledge that it was merely the stream grown garrulous at discovery that it had slept (с предвидением, что это был просто усилившееся журчание ручья при открытии/обнаружении, что он спал; garrulous – болтливый, многословный; журчащий /о ручье/).