«Наш отряд состоял приблизительно из 100–120 человек, которые тайно через сопредельные страны небольшими группами перебрасывались в Конго. В него входили опытные революционеры-энтузиасты, многих из которых отбирал лично товарищ Че. Боевыми действиями руководили сам Че Гевара и его заместители Дреке и Мартинес Томайо. Все мы действовали под псевдонимами и кличками. Че Гевару звали «Тату», его заместителей «Моха» и «Мбили».
Сам я прибыл туда где-то в мае 1964 года, а Че находился в Конго с апреля. Меня определили в группу, которая обучала методам партизанской войны повстанцев в провинции Катанга. Сами «катангские жандармы», как они себя называли, происходили из племени, которое проживало как в Конго, так и в Анголе. И я подумал: вот шанс распространить наши действия и на Анголу. Почему мы тогда выбрали именно Конго, а не сразу Анголу или Мозамбик? Да потому, что в португальских колониях борьба только зарождалась, а на территории тогдашнего Конго действовали довольно значительные повстанческие силы под руководством молодого, и как нам тогда казалось, перспективного национального лидера Кабилы. Но очень скоро товарищ Че разочаровался в нем. Он несколько раз встречался с 26-летним Кабилой и понял, что тот больше заботился о своей личной безопасности, а не о том, как освободить страну от гнета.
Кабила находится в ситуации, когда, как говорят русские, «и хочется и колется». С одной стороны он был не прочь нашими руками разжечь огонь революции в джунглях Конго и на волне народного гнева прийти к власти. А с другой, страшно боялся последствий. Ему вполне хватало его статуса «короля джунглей». Кроме того, у повстанцев не было единого руководства, сам Кабила и его помощники погрязли в пьянстве и безделии. Тогда Че Гевара и обратил внимание на сопредельную Анголу. Нам удалось войти в контакт с руководством МПЛА, и некоторые из наших товарищей были переправлены в Анголу для обучения активистов движения обращению с оружием и тактике партизанских действий. Сам я попал в центр революционной подготовки, располагавшийся в освобожденных МПЛА районах Кабинды».
На мой вопрос, посещал ли сам Че Гевара во время своей «революционной» миссии в Конго Анголу, кубинец, ответил, что точно в этом не уверен. Но вот в том, что легендарный революционер неоднократно встречался с лидерами МПЛА в приграничных с Анголой районах, он нисколько не сомневался.
Мне довелось хорошо знать руководителя того самого «центра революционной подготовки МПЛА» в провинции Кабинда. Звали этого старого партизана Мона. Вернее это была его боевая революционная кличка. Фамилию свою он никогда не называл, предпочитая, чтобы к нему обращались именно так. Впервые я познакомился с ним в ноябре 1976 года, когда Мона во главе делегации ангольских партизан-ветеранов приехал в Москву на празднование очередной годовщины Великого Октября. Его пригласил Советский комитет ветеранов войны, а меня курсанта Военного института определили в его личные переводчики. Кстати, это был мой самый первый опыт общения с носителем языка и я, естественно, жутко волновался: за плечами было лишь два с половиной семестра учебы. Однако мы очень быстро нашли с Моной общий язык: говорил он незамысловато, короткими фразами на достаточно чистом португальском языке. Наш преподаватель Анатолий Анатольевич Киселев, помню, тоже беспокоился, отправляя меня с моим коллегой Володей Фищуком в эту «командировку». А вдруг африканцы (Володе достался ветеран из Гвинеи-Бисау) будут говорить на «калау» — жаргоне? Но все обошлось.
Поэтому в переводе выступлений Моны и его встреч с председателем комитета Маресьевым, его заместителем Корчмитом трудностей практически не возникало. Встречался я Моной и позже, уже в Анголе. Именно из его рассказов я и узнал, что кубинские инструкторы довольно долго обучали в конце 60-х годов XX века новобранцев МПЛА в его центре и лагере имени Ожи Йя Энда (ангольский партизан, национальный герой, погибший при штурме португальского форта в районе Карипанде на северовостоке Анголы. 1 августа 1974 МПЛА на месте его гибели провозгласила создание своих вооруженных сил ФАПЛА). В своих рассказах он часто упоминал кубинцев-добровольцев Рамоса Маэстро, каких-то Коэльо и Мендосо Барбудо. Скорее всего, это были клички, и возможно, за одной из них скрывался именно Родриго Торрес.