Angst

И это опасно. Это жизнь в гиперреальности, где сериал становится не отличим от действительности. Опасно, потому что сериал, вплетаясь в ткань реальности, обесценивает её, заставляет ко многим вещам относиться слишком легкомысленно. К войне, например. Когда ты смотришь в зеркало и видишь там смерть, мор и чуму, тебе становится страшно. Однако, кода ты смотришь в телевизор, то страх поему-то исчезает. Хотя экран – это точно такое же зеркало, пусть и кривое. Но всё же, которое показывает отражение действительности. Именно поэтому сериал про осаждённую крепость, где недавно мелькали кадры новёхоньких машин умерщвления, бьёт все рекорды просмотров. После такой эпичной киноленты тотальная война начинает ассоциироваться с чем угодно, но не с трупами, кровью и руинами. Остаётся только имбецильная бравада и крики «Да мы их в ядерный пепел сотрём!». Самое смешное, что мы так привыкли к этой виртуальности, что уже воспринимаем её как неотделимую часть жизни. Не верите? Оглянитесь. Мы симулируем, что галочки в квадратиках что-то решают. Симулируем, что боремся с воровством. Симулируем, что всё хорошо. Вся жизнь здесь – это игра в имитацию. Но все улыбаются – все счастливы.

13.03.18

Сатанинские перья и адепты телеантенны, пиарщики и политтехнологи, ньюсмейкеры и трендсеттеры – все они начинают лепить свои декорации, снимать свои сериалы. И сериалов этих, чьи сюжеты подчас диаметрально противоположны, а подчас отличаются лишь деталями, становится такое огромное множество, что пересмотреть их физически невозможно. Поэтому приходится выбирать, каким сценаристам верить, а каким нет. Именно верить. Ведь сегодня уже совершенно неважно, основан ли сюжет на реальных событиях или нет, слеплены ли декорации с натуры или же они – лишь вымысел художника. Реальность стала настолько пластичной, что управлять ею уже не составляет никакого труда.

Жизнь после правды

О массовом психозе, параллельных мирах и о том, почему в эпоху постправды нельзя верить даже себе.

Ежедневно в нашей голове роится колоссальное количество мыслей. От похотливого желания присунуть в туалете той красотке, до вопроса, зачем же, черт возьми, жить дальше. И почему-то мы привыкли думать, что наш разум, где рождаются, горят и умирают тысячи сверхновых мыслей – это что-то неприступное. «Цитадель одиночества», куда без нашего ведома не сможет проникнуть ни один Лекс Лютер. Однако это не так. И хотя полиции мыслей пока еще не существует, забраться в вашу черепушку и посеять там нужные семена уже сегодня не составляет никакого труда. Управление реальностью – не сказки из фантастических фильмов, а вполне себе сегодняшний день. Ведь, посеяв нужные идеи и изменив призму, через которую вы видите мир, можно нарисовать абсолютно любую картину у вас в голове. А когда эту картину вместе с вами видят миллионы, она становится уже не призрачным миражом, а вполне себе обыденной действительностью.

Что вообще такое реальность? Тут, как обычно, возникает задачка о двух стульях (куда ж сегодня без нее). Допустим, у нас есть помидор. Объективная реальность заключается в том, что этот помидор может быть каким угодно. Для какого-нибудь абстрактного Вовы помидор – это любимый овощ: огромный красный плод, слегка приплюснутый сверху. Вова обожает помидоры, потому что они у него ассоциируются с воспоминаниями о детстве: как он приезжал в солнечный Крым, как бегал голенький по бабушкиному огороду и, сорвав сладкий, налившийся солнцем помидор, вгрызался в его мягкую плоть. А вот какой-нибудь абстрактный Леша терпеть не может эти помидоры, потому что в детстве его только ими и пичкали: кислыми, зеленоватыми и хрустящими, как огурец. И вообще, этим чертовым помидором ему один раз в лицо заехали. Формально, они оба правы, ведь помидоры бывают и красными, и зелеными, и гнилыми, и свежими – это и есть объективная реальность. Но Вове сильнее всего запомнились именно сочные бабушкины помидоры, а факты о том, что они могут быть другими, отошли на второй план. Именно поэтому он искренне недоумевает, почему Леша считает помидоры невкусными.