Аниара

Превращала только Мима
наш огонь в тепло души и свет.

Это все ушло невозвратимо.

Это все ушло за Мимой вслед.

Уберечь истрепанную веру

в нашей пустоте невмоготу.
Платим мы налог за пустоту.

Упражнялись в возгласах печали

в залах Мимы заклинатели.
Рты, распухнув, божью кровь сосали.

В жертву приносились даже люди.

Только клятвы нарушались всячески.
Святость жертв потоком словоблудий
смыло начисто.

В результате жертвоприношенья

быстро оказались не в чести.
Жертвенную кровь мутит сомненье,
ею никого нельзя спасти.
И Ксиномбры жертвенное пламя,
и фотонотурбовый костер
у людей пылают пред глазами.
Наши жертвы рядом с этим — вздор.

Вспоминая об эпохе Мимы,

со стыда сгорали мы подчас:
ведь, молясь как будто одержимо,
только имитируем экстаз.

Жертвенная кровь текла с прохладцем;

от жрецов бежала благодать.
Не священникам, а святотатцам
на сравненье с Мимой уповать.

И тогда отвергли патриархи

культ, который учредил Шефорк,
и у дрессировщика-монарха
этот жест восторга не исторг.

93

И вот Шефорк натешился досыта,
сполна воздав отказчикам-жрецам;
четыре высшей мощности магнита
распяли их за склонность к мятежам.

С тех пор мы больше не ходили в залы,

где Мима спит, где жертвенник потух
и где надежда в муках умирала.
Шефорк и тот почувствовал испуг.

Он словно позабыл о диктатуре,

старался скрасить наше угасанье,
а палачей в самаритянской шкуре
послал он обелять свои деянья.

Как будто бы по воле чародея,

он помягчел, он не жалел елея,
он даже помогал больным и хворым
и грел замерзших теплым разговором. 

94

Свидетельство о смерти

Враг всякой жизни, в раже самоедства
сочащий пену бешенства дракон,
сел в залах Мимы солдафон,
который стер с лица земли народ Иголы,
затем взошел на аниарский трон.

Пожрал он сам себя,

оставив только
то, что само себя не стало жрать.
Исчез он.
Пол, под ним дрожавший, счастлив,
Шефорк из Ксаксакаля звался он. 

95

Уже давно я царствовать не мог
в зиянье между явью и химерой.
Все поняли, где пол, где потолок,
Иллюзий все хлебнули полной мерой.

Корабль — огромный гроб из хрусталя.

Всем видно направление движенья.
Зал ужасов — снаружи корабля.
Кого здесь тронет слово утешенья?
А звезды из мильонномильной тьмы
глядят на гроб, в котором мчимся мы —
долины Дорис гордые сыны.
И бьют от страха била наших душ
в колпак прозрачно-ясного стекла —
то скорбные звонят колокола.

Мы к мертвой Миме жмемся все тесней.

Долину Дорис затопило страхом.
И я уже не сторонюсь людей.
Стена меж нами пала в час страстей. 

96