Аника (СИ)

- Правда? – я хмыкнул, - А вот я уверен, что вскорости леди вернется с подмогой. В компании мужа и его приятелей.

Девочка негромко рассмеялась.

- Мужа? Можешь мне поверить, если у нее есть муж – это последний человек, к которому она обратится за… помощью. А тем более - к его приятелям.

Я бросил возню с камином и обернулся.

- Что ты… такое говоришь?

Она пожала плечами.

- Просто пытаюсь тебя успокоить. Бояться нечего. Она не вернется. Может, придет другая, но не эта. И придет тоже одна.

Я поднялся с колен, и ее рука соскользнула с моего плеча.

- Расскажи мне все, - потребовал я, - и немедленно!

- Что рассказать? – она глядела на меня с непосредственным детским удивлением, но при этом – я видел! - едва сдерживала снисходительную усмешку.

- Все расскажи! – закричал я и, дернув ее за руку, усадил в кресло, - Мне осточертели твои загадки! Что это за дом?

- Просто дом, - вновь пожала она плечами.

- Кто та женщина в погребе? Она ведь никакая тебе не крестная!

- С чего ты взял?

- Хорошо. Как ее зовут? Где тебя крестили? Кем она приходится твоим родителям?

- Я… не помню…

- Ты все время это повторяешь, - произнес я, едва сдерживая гнев, - но при этом в некоторых вопросах проявляешь удивительную осведомленность. Если ты ни черта не помнишь, откуда знаешь, что мертвая старуха – твоя крестная?

Девочка молчала.

- Ты ее видела прежде? – я вдруг задохнулся от догадки, - Тебя сюда приводила мать, ведь так? И поэтому ты в тот день по привычке закрыла глаза руками. Что это? Какой-то языческий ритуал? Зачем женщины приводят сюда детей?

Я испытующе уставился на нее. Некоторое время она задумчиво жевала нижнюю губу, словно размышляя, что может мне рассказать, а что лучше скрыть за «не помню». Потом вздохнула и, поднявшись, дотянулась до книжной полки, откуда вытащила тяжелый том. Один из тех, что был написан палочками и черточками.

- Это «Ремесло Хатусаса», - произнесла она с явной неохотой, - Помнишь, я говорила тебе, что когда все пойму, то ты будешь первым, кому я все расскажу? Так вот… я еще только начала разбираться… Хатусас во времена фараонов был четвертым Великим Царством наравне с Египтом, Ассирией и Вавилоном, и находился на территории современной Турции. Свою огромную империю они умудрились выстроить, в прямом смысле, на голых камнях, где не было не только почвы для земледелия, но даже источников воды, а все торговые пути проходили на значительном отдалении. Тем не менее, их Царство, окруженное высокими неприступными стенами, росло и крепло, а потом они создали настолько сильную и искусную армию, что победили в войне самого Рамзеса Второго! Свою летопись и секреты они сохранили на множестве глиняных табличек, и кто-то из потомков впоследствии переписал их все в эту книгу. Она написана клинописью, и я…

Мой интерес быстро сменился недоумением, а потом и просто раздражением. Так вот куда привели эти книги – к очередным фантазиям. Единственное понятное слово для меня было – фараон. Я слышал туманные легенды о жившем некогда народе, который густо красил глаза и ходил боком, нелепо скрючив руки. Хотелось с досады вырвать у нее книжку и бросить в камин. Быть может, если бы в нем был огонь, я так и сделал бы. Но камин был холоден, и мой протест оказался бы жалким.

- Аника, - прервал я ее как можно спокойнее, - ты не умеешь читать даже на английском… Но даже если бы умела… каким боком эта сказка может касаться нас? Я не улавливаю…

- Да…, - она поскучнела и бережно поставила книгу обратно на полку. Я попытался запомнить ее, чтобы немедленно пустить на растопку, как только Аника выйдет погулять, - Я знаю, что не улавливаешь. Зачем тогда задаешь вопросы?

- Я спрашивал, что это за место, кто старуха в погребе и зачем явилась эта женщина? А ты мне травишь байки про какую-то Хутусию!

- Хатусас, - поправила она меня с бесящей невозмутимостью.

- Это разговор немого с глухим, - я разочарованно отмахнулся и вновь принялся за камин. В доме уже становилось холодно, - порой мне кажется, что ты умственно неполноценна.

- Да? Иногда я то же думаю о тебе… Ты знаешь, что я не могу ответить на твои вопросы так, чтобы ты понял. Но все равно задаешь их.

- Что же мне делать? – я не оборачивался, - Не задавать их вовсе?

- Я ведь не задаю…

Холодок прогулялся по моей спине. И дело было вовсе не в задуваемом в каминную трубу ледяном ветре. А в том, как она произнесла последнюю фразу - словно с намеком на то, что давно поняла мое положение беглеца и преступника… и решила напомнить, что не в том я положении, чтобы о чем-то спрашивать. Хотелось немедленно ударить ее в ответ. Сказать что-то такое, что немедленно сотрет эту печать таинственной загадочности с ее мордашки. Но что я мог? Выдать своего гнилого козыря – историю ее настоящей семьи? Действительно ли я знал эту историю? Та девочка на тропинке несколько минут назад ясно дала понять, что я был далеко не так осведомлен о ней, как думал.

…