Аника (СИ)

- Байшин. Храм, - пояснила она, а потом монотонно заговорила, словно читая по памяти, - «Найди почву плодородную, посей в неё плоть, исполненную плоти, и вырасти Храм свой. Корми его до срока, пока он сам не начнет кормить тебя. И тогда ешь хлеб твой, и воду твою пей…»

- Что… это? – онемевшими губами спросил я, но тут же спохватился и замахал на нее, словно отгоняя осу, - Ничего не отвечай! Мне опротивели твои сказки. Пошли. Бог ведает, сколько мы будем плутать, пока не найдем нашу стоянку.

Она бросила последний взгляд на болото и спокойно двинулась прочь. Я поплелся следом, неуверенный, что смогу найти обратную дорогу и полностью положившись на девочку. Меньше чем через час мы оказались на месте. Аника этот день не сидела без дела – разожгла костер, собрала хворост и уложила его под навес на случай дождя, даже что-то приготовила. Едва сознавая себя от усталости, я попробовал поесть, но, кажется, уснул, так и не донеся первой ложки до рта.

…

Узник замолчал, и отец Коллум пошевелился, разгоняя по телу застоявшуюся кровь. Кинув взгляд наверх, он заметил, что свет, и так едва достающий до подземелья через узкое окно-бойницу, стал еще тусклее. Весенние сумерки мимолетны, и скоро узилище погрузится во мрак…

- Святой Отец, не бойтесь! – проронил мужчина за решеткой. Преподобный хотел было возмутиться, что не боится он никого и ничего, кроме Суда Господнего, но не успел, так как заключенный продолжил, - Поверьте, когда последний лучик покинет эти жалкие оконца, вы уже будете читать молитву над вечерней трапезой.

Коллум, невольно задетый за живое, прокашлялся и строго произнес:

- Ради спасения твоей души, ты должен дать подробные координаты, где закопал тела несчастных женщин. Я позабочусь о том, чтобы тебе дали перо и бумагу.

- Я обещаю, Святой Отец…, - смиренно склонил голову узник, - Но это очень далеко отсюда. Мы ведь проделали большой путь.

…

- Проснулся я от собственного надсадного кашля. Открыл глаза и тут же подскочил, уверенный, что учинил пожар, плохо выложив накануне кострище. Над нашей полянкой стоял густой дым, но огня нигде не было видно. Кострище же было завалено свежесорванной и отчаянно дымящей травой, а сверху на ворохе стояла, вытянувшись в струнку Аника и на одной ноте еле слышно тянула какую-то песню… Слов я разобрать не мог, но мне показалось, что ее пение очень напоминает текст из тех странных книжек. Что-то состоящее почти из одних гласных: «Оооо-ыыы-оооо … блоооо-ааа-ууум…».

Чертыхнувшись, я кинулся к девочке, собираясь снять ее, но она внезапно умолкла и взмахнула руками, отгоняя обволакивающий ее густой чад. Тот, двинувшись было в потоке воздуха вперед, вдруг остановился, покачался, словно в раздумье, и стал вытягиваться в абсолютно невозможном направлении, превратившись в дымную нить – такую густую, что ее, казалось, можно было намотать на палец. Она тянулась и тянулась прочь, собирала весь дым с поляны и костра, напитывалась им и терялась вдалеке за деревьями.

- Теперь ни за что не заплутаю, - хрипло проворчала Аника и закашлялась. Выражение дебильного удивления на моем и без того не слишком умном лице уже стало привычным для нас обоих. Я оглядел удовлетворенно щурящуюся вдаль Анику, потом снова сосредоточился на петляющей меж стволов дымной нити. Та уже начала разрушаться и вскоре растаяла без следа, - Полей мне на ноги, Бенни… жжётся!

Словно под гипнозом, я снял ее с кучи тлеющей травы, усадил на поваленный ствол и полил черные от сажи стопы из своей фляги. Мои опасения, что ноги она обожгла углями, не подтвердились – на них густой россыпью вздулась крапивная сыпь. Крапива была еще молодая и не причинила большого вреда, но я, скорее, чтобы дать себе время собраться с мыслями, решил сходить к реке за водой. Девочке не помешало бы подержать ноги в холодной воде.

Двинувшись в сторону навеса из еловых лап, под которым накануне я сложил наш скарб, я застыл. Увесистая еще вчера поклажа скукожилась до единственной сумки – той самой, с которой я некогда вышел из своего родного дома. Рядом, прислоненный к дереву, стоял купленный в деревне жестяной таз.

- Где?... Куда ты все дела?

- Ничего не осталось, Бенни…, - ответила она, рассеянно растирая покрасневшие стопы, - Байшин ушел.

- Бай…? Послушай-ка, юная леди! Сейчас я пойду к реке, чтобы набрать воды для твоих белых ножек. У тебя будет около получаса, чтобы вернуть все наши вещи на место. Обещаю, что не буду ругаться. Мы просто все это забудем…

- Я сожалею. Байшин ушел, а вместе с ним и остатки его даров. С этим уже ничего не поделаешь.

- Ты просто… разыгрываешь меня! – внезапно я почувствовал острую, детскую обиду, - Все из-за того, что я в кое-веке проявил характер, ведь так? Решила отомстить за то, что не согласился остаться? И пока я спал, спрятала все? Я прямо сейчас пойду туда и докажу…