Анимация от Алекса до Я, или Всё включено

Боб уже перешёл на стадию переработки канцелярской бумаги в мусор и распалял себя перед, судя по всему, новой попыткой неотвратимого убийства резинового спанч-тёзки канцелярским ножом, как в комнате появился Джан в сопровождении Марио. Если Джан посещает митинг в столь ранний для него час, значит что-то действительно случилось. Так оно и было. Матрас на время был спасён — натуральных аниматоров переселяли. Куда-то на третий ярус ада, в котёл с горящим просроченным свиным жиром.

Шёл бурный диалог на турецком, сопровождаемый фоновым чёканьем. Но мы с Машей и сами толком не понимали язык в таком быстром темпе. Я разобрал, что Джан и Марио уже побывали в наших новых апартаментах и оба полны решимости писать заявление на увольнение. Через пять минут беседы к ним готов был присоединиться и Мустафа, и даже шеф. Это было похоже на молниеносный гражданский переворот, экспресс-революцию в масштабах одной комнаты. Я ждал, когда зазвучат патриотические песни, но ребята никак не могли истощить запас ругательств и перейти к разработке плана свержения диктатуры

Судя по тем неуравновешенным взглядами и выкрикам шовинистической направленности, нашим девушкам больше повезло в плане будущего жилья. Их селили в бывший-люкс под крышей главного корпуса. Минус заключался в том, что это был одноместный люкс, а сожительниц набиралось уже трое, не считая чё-моданов. Только это удерживало парней, махнуться с девушками местами и самим заселиться в подфлюгерную зону.

Не дожидаясь, когда взвеются поднятые флаги освобождения и будут возведены баррикады, я, достаточно заинтригованный предстоящим событием, гадая действительно ли ребята уволятся, и где тогда может оказаться Алекс, отправился проводить акву.

После обеда, стремительностью расправы над провиантом напоминающий набег татар, мы всей гурьбой совершили экскурсионный развед-тур до нашего нового жилища.

Располагалось оно за территорией отеля в живописном местечке под названием «вековая свалка». Конечно, не у Христа за пазухой, но и не совсем у чёрта под поясницей, как отозвался Марио, хотя в воздухе и витало что-то из задне-проходного.

Чтобы до него добраться мы пересекли границу нашего отеля, затем миновали Гюль — первый отель по пути в Кемер, прошли под знаменитой триумфальной аркой Алекса, после свернули в сторону моря, протиснулись через ржавую калитку, увитую шиповником, с сигнализацией в виде скрипа. Мусти ободрал себе локоть, добавив решимости к желанию срочно накатать увольнительную. Дальше путь лежал мимо куриной полянки с соответствующей живностью, где Боб тоже набрался решимости, а к ауре присовокупил ещё одну разновидность запаха, угодив в штиблетами в некую бурую чавкнувшую массу, распугав мух обещаниями неминуемой катастрофы, йя.

Ветхая скособоченная землянка, которую я сначала принял за наши новые апартаменты, уже кому-то принадлежала, судя по развешенным тряпкам на бельевых верёвках. Обойдя её, мы увидели море вдалеке. «Неужели мои выдуманные рассказы про лежаки, под которыми спят аниматоры, оказались пророческими», — подумалось мне.

В теплицы, покрытые плёнкой, с виднеющимися побегами помидоров и огурцов, мы тоже не стали заходить. Как среда обитания, они были бы весьма жарким местечком. Пройдя ещё метров сто, мы вышли к сараю, взятому с тыла в плен зарослями плакучих ив и непролазным кустарником. Возле сарая надо было повернуться, обойти его, посмотреть в упор и сказать голосом Кристины:

— И это чё? Вы чё, здесь будете жить? Да вы чё?

У Боба осталось сил только чтобы злобно зашипеть в её сторону. А ведь он был уверен, что администрация отеля втайне его уважает и ценит, и тут такой удар по карьерному самолюбию. Но на внешний вид этот вагончик для гастарбайкеров выглядел приличней, чем его внутренняя составляющая, как мы убедились. Имелось три двери, ведущие в три комнаты, то есть уже не лабиринт, запутаться невозможно — а это несомненное достоинство, жаль что единственное. Самая большая из комнат, если слово комната употребима к этим тёмным провалам преисподней, с запахом побелки, покрывающей стены, и со стёртым до бетонного основания пола ковролином, отслужившим свою службу ещё в начале предыдущей эры, составляла шесть робких шашков в ширину и столько же в длину. Самая маленькая, столько же по длине, то есть где-то полторы длины кровати и две с половиной ширины кровати в поперечнике. Сами «это чё — кровати?» — вернее солдатские койки с металлической сеткой свисающей до пола, словно парочка троллей коротала на них несколько лет сна, и спинками, навевающими мысль о концлагере, внешне не располагали ко сну. И вообще выглядели так, словно первоначально задумывались конструкторами для других целей. Например, схлапываться в ловушку при попадании в них. Больше объектов для рассмотрения в комнатах не было, кроме одиноких лампочек Ильича без каких-либо изысков в виде абажура или плафона.

Маленькие оконца, предназначенные скорее для очень высоких узников или для интравертированных отшельников, не интересующихся суетой внешнего мира, экономично затянуты салофаном вместо стёкол.