Анимация от Алекса до Я, или Всё включено

Участники получали инструктаж повторять за ведущим — мистером Бобом, всё, что он будет делать, причём повторять быстро, стараясь при этом смотреть ему в глаза. Кто из участников справится лучше и увереннее — выиграет. Естественно, это была не вся правда.

И вот первый участник баба Дуня. Боб садится на стул, баба Дуня тоже.

— Как дила? — спрашивает Боб.

— Нормально, — машинально отвечает Дуня.

— Что это, йя, салак — как дила? — по-доброму злится Боб, на несообразительность Дуни.

Я подсказываю участнику жестами: «Повторяй».

— А-а… вообще повторять? — шёпотом отвечает мне. — Давай Боб сначала.

— Какой начала, йя, салак, йя. «Как дила» — можешь или много «мик-мик» делать, плохо давать думай, йя, — кипятится Боб.

— Да всё-всё, понял. Как дила?

— Карошо, а у тибя?

— Карашо, а у тибя?

Ну, слава богу — шестерёнки сцепились, процесс пошёл.

Участник чувствует себя увереннее, становится более раскован, видя что ничего сложного нет. Дальше следуют фразы: «Что хочишь, пива, водка, мик-мик?», «Я здесь дурачок — ты нет», «Это я дурачок, а ты барсук», «Губка Боб, это что, йя?». Затем Боб кривлялся, показывал ладонями ослиные уши, высовывал язык, чмокал воздух. За этим следовало ковыряние в носу с последующим облизыванием пальцев, но уже других — не побывавших в воздухоносных путях.

— А-а-а, — злорадно смеялся Боб над участником, клюнувшим на такой детский трюк.

После ведущий и Дуня прыгали, ухали и перемещались вдоль сцены как две макаки, танцевали стриптиз, хлопали себя по попе, возвращались на стулья и крутили воображаемую баранку воображаемой машины.

— Очин жарка. Чок сыджак, — говорил Боб и смахивал рукой пот с лица.

— Очень жарко. Чототамсыдмакак, — повторяла баба Дуня.

Ещё некоторое время они общались на турецком, как закадычные приятели, причём не все слова были окультурены. Боб давал отмашку в сторону ди-джей кабины, крича:

— Ди-джей, music! Сызеричин!

— Ди-джей, мьюзик. Срикирпичин, — вторил ему Алексей Дунькович.

И теперь всё начиналось, но уже под музыку, которая была очень удачно подобрана, ритмичная, гипнотическая, с женским вокалом на африканском языке, нарастающая по темпу. Сначала они танцевали, затем снова рулили, потом Боб хватал одну тарелку, участник другую, рулили уже с тарелками в руках. Боб похлопывал по своей в такт музыке, словно в бубен, и затем этой же ладонью, вытирал вспотевшее лицо:

— Жарко! Сыджак.

— Жарко! Самдурак, — отзывался повторяша Алексей.

Боб разворачивался к залу и снова выходил плясать. Следом и сбоку шла баба Дуня. А публика после полусекундной паузы закатывала истерику.

Участник проникался мыслью, что это он такой молодец, так лихо оттанцовывает, доводя зал до экстаза. На самом деле с каждым похлопывание по днищу тарелки, на которую он не обращает внимания, увлечённый процессом пародирования, с каждым похлопыванием и затем вытиранием лица, его физиономия приобретает цвет ночи. Сажа, которой заботливо обмазаны донышки тарелок участников, превращает лицо бабы Дуни в физиономию папуаса, тунеядца и алкоголика в исполнении Моргунова «из других приключений Шурика», когда он гонялся за студентом по стройке. Через пару мгновений участник начинал что-то подозревать, когда Боб, смеясь, показывал на его лицо и на тарелку, но по привычке продолжал передразнивать, показывая ведущему на его тарелку и на его лицо. Публика уже не могла сидеть, кто-то стонал лёжа, кто-то на коленях у соседа, если позволяла ориентация, кто-то валился на пол, зажимая живот.

Только изучив свою ладонь и чёрные от копоти пальцы, участник понимал причину неистовства толпы, и сцена погони из великого фильма с участием папуаса повторялась. Кандидата в мистеры, с выделяющимися на засаженном лице белками негодующих глаз, удавалось утешить и утихомирить, не давая ему разбить тарелку о голову ведущего. Впрочем, он и сам понимал, что это действительно очень смешно. Маша уводила бабу Дуню отмываться в одну из уборных отеля, а шоу продолжалось.

Хасан и Владимир не избежали той же участи быть помазанниками Бобьими. Вместе с шефом они чистили зубы чёрными пальцами, даже лизали тарелку, следуя примеру ведущего. Зал плакал.

Что же касается Джорджа, я засомневался, будет ли видно сажу на и так уже врождённо тёмном лице. Поэтому, пока Боб разделывался с третьим участником, я метнулся на кухню, одолжил у поваров немножко мёду и муки. Не уверен был что получится, и мука не отпадёт, но рискнуть стоило. Мустафа удивлённо следил за моими приготовлениями, но потом понимающе покивал.

— Алекс, акыллысэн!

Намазал тонким слоем пчелиный нектар на дно тарелки и сверху посыпал муки. Вроде держалось. Но если эта задумка и не сработает, у меня был припрятан лишний джокер.