Анимация от Алекса до Я, или Всё включено

От моря и бассейна турецкие бабоньки (назвать их женщинами, не получалось из-за опасения сломать таким откровенным преувеличением язык) тоже успели отвыкнуть, поэтому ползли туда во всём многообразии шалей, платков и занавесок, закрывающих тело от макушки до пят. В воде они становились похожими на раздутых медуз. Лицезрение незапатентованной европейцами процедуры купания истинных мусульман у людей непросвещённых, слабых духом и малоподготовленных могло бы вызвать культурный шок. Но с другой стороны, мало кому хочется смотреть на раздутые неприкрытые телеса в ходе часового чревоугодия. Минус в том, что в многочисленных складках хламид скрывались остатки с пиршества и сам бассейн стал напоминать исполинский чан с окрошкой. Не хватало только большой солонки и перечницы. На самом пляже семьи обходились без лежаков, устраиваясь прямо на песке шумными компаниями, превращая пляж в подобие вокзала.

Их супругам надо отдать должное, они сохранили знание о том, что солнечный свет полезен для кожи, и обнажались до нижнего белья, к сожалению, не относящемуся к купальному классу. В большинстве это были семейки, но подобранные грамотно — в один стиль с плешивыми макушками, рыхлыми грушеобразными боками, бледной кожей и обилием волос на теле. Что поделаешь? Человеку, проводящему неустанно месяц в молитвах, не до эстетических красот, чем-то приходится жертвовать. Такое зрелище турецкого зоопарка или кунсткамеры могло у людей слабых духом и малоподготовленных вызвать культурный инсульт, но наши, на ту пору немногочисленные отдыхающие, не сдавались. Хотя в некоторых местах назревала необходимость спиритического сеанса с генералом Н. Н. Обручевым, разработавшим план успешной войны против Турции в октябре 1876 года в ходе русско-турецких войн.

Особенно потребность в сеансе связи с генералом проявилась, когда турецкие мужчины, в течение месяца исправно несущие молитвы Аллаху, воздерживаясь от плотских удовольствий, доводили себя на пляже до предоргазменного состояния видом русских красавиц в купальниках. Собираясь группками по 3–4 человека, в то время как их медузоподобных жён волнами выносило на берег и укладывало на песок в затейливых геометрических узорах, они жадно пожирали глазами девушек, мысленно играя с ними в дизайнеров куклы Барби, в большей части случаев, не продвигаясь дальше раздевания. Во время этого действа они воображали себя то ли персонами, имеющими депутатскую неприкосновенность, то ли считали, что находятся по другую сторону экрана, не ограничиваясь в комментариях, которые у лиц малоподготовленных, но понимающих язык продавцов пахлавы, могли бы вызвать культурный обморок и потерю речи.

Если же какую-то бедняжку посещала несвоевременная мысль позагорать топлесс, то участь её была незавидна. Подобно кроликам, загипнотизированным змеиным танцем, тюленеподобные, с красными от недосыпания во время ночных молитвенных вознесений ободками глаз и век турки подсаживались всё ближе, сокращая дистанцию до манящих округлостей, пока задремавшая девушка не просыпалась под физически ощущаемым гнётом вожделеющих взглядов и напуганным криком не пыталась прогнать озабоченных, поганочно-бледных чудовищ в семейках прочь. Её попытки не оказывали предполагаемого действия по прекращению зрелищного аттракциона, и спасение вырисовывалось только в виде медуз-горгон, привлечённых криками. Медузы прогоняли мужей от жертвы, но и сами собирались группой горланящих индюшек вокруг случайной обольстительницы и распекали её нравственные устои почём зря. Бедняжка понимала по интонациям, что она почему-то виновата в том, что является такой неположенно-красивой, да ещё имеет наглость демонстрировать эту красоту в общественном месте. Девушка обычно ретировалась с пляжа на третьей минуте вынесения обвинительного приговора женским собранием, и пару дней, отходя от культурного шока, загорала исключительно на балконе или на водяном матрасе, подальше от берега, куда ни мужья, с атрофированными от духовного поста мышцами, ни их бесформенные жёны, отягощённые пятью килограммами одежды, доплыть не могли.

Особое удивление этой нахлынувшей, подобно Ефрату в полноводье, янычарской армии вызывали диковинные похожие на людей странные животные — российские аниматоры. Во чтобы то ни стало, они стремились узнать все слова и выражения, которые известны этим homo animatores на языке основателей Стамбула.

— Дикат вящи кёпек вар! (осторожно, злая собака!) — предупреждал я их об осторожности хулиганского поведения в присутствии злой собаки, притаившейся за забором соседя.

— Dikkat, vashi kopek var, — передавали они друг другу, словно играя в сломанный телефон.

— Арабадан сакын! (берегись автомобиля!) — извещал я одно из главных правил поведения на дороге, с требованием опасаться двигающегося транспорта, чувствуя себя зачитывающим манифест для придурков.

— Arabadan sakin, — волновое эхо удивления от встречи с говорящей обезьянкой разносилось по обе стороны от меня.