— Буль. бу-бубуль. буль, — маленький ручеек из угла рта побежал к подбородку.
— Чего, чего? Ты не бубубуль, ты нормально говори. Или зазнался что-ли? Может ещё пивка принести?
— Бу-бубуль. Ща, бубульпридубуль, — нечленораздельно выдавил я про неотложные дела, и сопровождаемый взрывом хохота и актуальных юморесок: «Придубубливай, ждём», — со всей возможной скоростью, но стараясь при этом сохранить репутацию, направился в уборную неподалёку.
Потоки пива хлестанули как из бульбрандспойта, едва я переступил бульпорог. Ещё юный мальчишка-уборщик испуганно отшатнулся и лихорадочно задвигал засовом в свободной кабинке, бросив бульшвабру и бубульведро. Решил, что какое-то бульбудистое чудище, водяной монстр из японского фильма ужаса Хидео Накатака явился за ним. Рёв, который я обрушил в раковину, подтвердил его наихудшие опасения, и он робко заплакал, жалобно лопоча, в закрытой кабинке. С той поры я уже не включал по собственной инициативе данное бульразвлечение в досуг. А в истории отеля появилась легенда, передаваемая между уборщиками из поколения в поколение о бульмонстре, который появляется на исходе дня в уборной, наводит ужас и исчезает, оставляя после себя алкогольный дух и пивные лужи. Эта легенда, по мнению британских учёных, бытовала и до меня, так как неоднократно подкреплялась нашествиями наших, склонных хорошенько набраться, туристов.
Буду откровенным, прибытие новых отрядов завоевателей славянского народа было легко опознаваемо. Всё начиналось с невнятного бурчания у ресепшена:
— Не, ну ты чё, чурка, не фурыкаешь совсем. Смори, Коляныч, не бельмеса не втыкает… Ром с колой, втыкаешь… горло промочить посля полёта… — дальше пятерня гостя, изображая самолёт, описывала круги над несчастным, не впервые принимавшим участие в этом чужом празднике жизни, работником ресепшен-зоны, иллюстрируя всю сложность полёта. И наглядно отображалось, какое количество алкогольного топлива требовалось для дозаправки.
— Млин, как там тебя, Ахман. Хе, прикинь Коляныч, у него чайное погоняло… Давай, чай-Ахман, подари удовольствие в каждой чашке. Подорвись поскорее, стопарики обеспечь. Да погодь ты с ключами, блин… глянь ключи мне суёт. Ты, нерусь ахманская, гостя хлебом с солью, не… это… вискасиком с колой, встреть вначале, а потом ключи суй. Якубович, блин. Коляныч, стапэ дрыхнуть, объясни этому берибулдыму, как там тебя — Ахман. Прям как террорист, да Колян? Террорист Ахман, утомил уже… Ви-ски плюс кола — вместе веселее, усёкаешь, вон и брателло мой подтвердит. Да, Коляныч? Эй, братан, чё разлёгся на полу, помогай басурмана вразумлять… Замучил меня, абдурахман. Дестанд ми, фирафиштейнишь, блин. Парсуа фон абажюръ… Ничё не понимает, террорист ахманский. Ты смертник что ли, не пойму. Или хочешь им стать? Так щас станешь. Батя-то сейчас разозлится… да Коляныч?
В ход шла вся доступная жестикуляция. И щелчки указательным пальцем по шее и пантомима — «сантехник после работы» и «я за рулём — мне нельзя, если только чуток». Приводились цитаты из отечественных и зарубежных кинофильмов, известные афоризмы неизвестных соседей. Но ничто не помогало найти взаимопонимание.
Как правило, после 20-ти минут бесплодных попыток заселить невменяемых существ из гордой страны, про которую иностранцы завистливо говорят Раша, на ресепшене появлялся менеджер, невозмутимый внешне, но испытывающий страх и трепет. Так как свежо было в его памяти воспоминание, как в прошлый раз его макали головой в бассейн за непонятливость, тугодумие и имя Шамас, данное при рождении.
Турецких бедолаг, никак не могущих свыкнуться с особенностями национального менталитета, было жаль, но постоянно повторяющиеся инциденты унижения, почему-то их не могли научить, как вести себя с нашим братом. Неужто сложно понять, что от них хотят. Наверное понимали, но привычка прикидываться дурачками, которая действовала на какие-нибудь семейные парочки пенсионеров из Липецка, оказывала взрывоопасное действие по типу цепной реакции на удальцов из Челябинска, прибывших пуститься во все тяжкие. Не случайно, работник ресепшена — администратор, на местном звучит как «мудур». Тут тебе и муд… и дур… два в одном. Как корабль назовёте, так он и поплывёт.
— О, глянь, Коляныч, тут ещё делегата позвали, этот уже при галстучке, модный фраер, ха. Давайте уж сразу президента вашей обезьяньей республики кличьте, да Коляныч. А чё, у нас область больше, чем ваша страна, втыкаешь нет. Ну ладно, давай ты, дятел в галстуке, что скажешь? Ром кола — кумекаешь. Коляныч, Коляныч, прикинь он «привет» сказал, а «добро пожаловать в Бобруйск, пацаны» могёшь? Э-ээ, ты чё, Коляныч, тошнит чтоль? Хы-гы, ну ты ему рубашку уделал — красава. Иди стирайся, хечельмез, свободен. Чай-ахман, давай, ха, следующего зови на кастинг..
Ждать, пока парни протрезвеют, было бесполезно. Поэтому утаскивали от стойки регистрации либо силами секьюрити, под негодующие вопли реального пацана и стоны потухшего после извержения Коляныча, который галлюцинировал в обществе «тащащих его макак».