В общем, Боб, одурев от моего упрямства, пригрозил мне лишением работы. Я попытался объяснить, что не имею определённые виды на девушек и озабоченность мне не свойственна. Раз они сами проявляют желание со мной общаться, не бегать же мне от них, в самом деле. Тем более, не было такого, что я проводил с ними одномоментно по полчаса.
Делая обходы по утрам, собирая людей на зарядку и аквааэробику, а после обеда на йогу — я неизбежно с ними сталкивался, останавливался перемолвиться парой шуточек. Как кладбищенский призрак, узнаваемый по тлетворному запаху и кошачьему мяуканью, за моей спиной оказывался Боб и по-тихому, бледнея лицом, брызгал желчью, отправляя по идиотским поручениям. Меня эта ситуация начинала злить, и я всерьёз подумывал разобраться с этим недоразумением по-мужски и уже познакомить Котобоба с месье Левым Боковым. Правый мог бы отправить его к праотцам.
Кроме того, Боб делегировал ко мне Егорыча для проведения разъяснительных мероприятий:
— Ты, Сашка, пойми, ты здесь ещё молодой. Ну работал ты раз в Египте, и что, пуп земли? Мы же тут собачатиной объелись, — говорил мне вращающийся в высших кругах анимации человек-суфлёр, который, как я успел убедиться, кроме последнего школьного разряда по дартсу, и первого взрослого по курению, ничем применимым к профессиональным увлечениям, похвастаться не мог.
— Боб, он же плохого не посоветует. Бросай ты это дело с девахами. Ими тем более младший босс, сын начальника отеля интересуется. Если застукают тебя, выгонят, как плюнут.
— А вы то что переживаете. Работать тогда за меня придётся, а?
— Да нет, просто помочь тебе хотим. Парень-то ты хороший, правильный такой, некурящий.
— Да ладно, хорош воспитывать. Раздули не из-за чего целый саммит. Вы ещё в НАТО бы обратились. Ты то пойми, как русский русского, мне от них не надо ничего. Местные аборигены к ним ползут, а я так — для отпугивания.
Но что-то объяснять прокумаренному Егорке было бесполезно. Все с какой-то манией считали, что я развожу девчонок на интим, и стали пристальней следить за мной. Я же продолжал спокойно работать. С москвичками постарался на самом деле поменьше пересекаться, тем более что адекватных, приятных гостей прибывало всё больше, и я был нарасхват. Днём дурачился с молодёжью у бассейна или на пирсе, когда были перерывы в активити. Не чурался и общества отдыхающих постарше, когда организм требовал тишины, покоя и немного интеллигентного юмора, если, конечно, гости сильно не вливали в себя «всё включённое».
Вечером история повторялась. Единственное, что меня отличало от гостей кроме бейджа, неизменного свистка и безумных затей, это отсутствие доступа к халявному алкоголю. Но при малой потребности организма в этиловом спирте, для меня это был скорее плюс. Не надо было придумывать причины для обоснованности отказа набраться в хлам, и как говорят омичи — «поорать».
Прилично зажигалось и без ударной нагрузки на печень.
После того провального шоу, в первый рабочий день, вечерами мы устраивали сейшены, гест-контакты в лобби-баре. Боб, пользуясь индульгенцией шефа, гест-контактом себя не утруждал, Егор появлялся стрельнуть сигаретку другую, Мусти оттачивал навыки разговорного жанра и национальные настольные игры с бундес-лигой, я же получал удовольствие в кругу земляков. Частенько играли в карты на фанты. Генерировали идеи по полной так, что хохотом от планируемых затей ввергали представителей немецкой братии в состояние трепета тем, что события полувековой давности могут повториться. Иногда проводили целые номера розыгрышей специально для гансов. Например, первый проигравший фант, выходил и голосом конферансье объявлял о прибытии артиста — известного музыканта виртуоза из Швейцарии Карла Эшбахера. Появлялся второй фант. Во фраке, взятом из гримёрки, при достоверном мейкапе, раскланивался. Гансы велись, предполагая, почему бы и в самом деле, здесь не оказаться проездом виртуозу и подсаживались поближе к фортепиано, находившемуся здесь же в лобби.
Карл Михайлович Эшбахер, усаживался за инструмент, приглушали свет, смолкали голоса… И из телефона незаметно положенного рядом с клавишами лилась полифоническая сюита. Если следить не очень пристально подслеповатыми глазами и быть слегка глуховатым как пожилые бюргеры, то можно принять телефонную мелодию за настоящую игру. Наша партия смеха вступала, когда на лицах гансов отражалось замешательство — что такое, музыкант встал и откланивается, а инструмент продолжает играть сам.