– Русские иконы! Какой музей мира не мечтает о русских иконах! – Он широким шагом прошелся по комнате. – Федор Иванович, перед вами сокровища, которым нет цены… Суздаль и Вологда, Владимир и Архангельск, Рязань и Псков, Новгород и Кижи – вот откуда ведут свою родословную эти иконы. Школа Рублева и Дионисия – вот кем гениально помечены многие из тех икон, на которые вы сейчас глядите удивленно и – простите! – не туда, куда надо… Ну, что вы нашли в этой иконе Богоматери? Пышный золотой оклад? Бойкие краски? Непотускневший лак? Нет, икона неплохая, но… Глядите: перед вами святой Георгий Победоносец! Я не знаю, как он попал в свободную и довольно-таки богохульную Сибирь? Привез ли его, притороченным к седлу, казак из дружины Ермака, бережно ли хранил на скрипучей телеге мужик, пустивший петуха барину и удравший в Сибирь, привез ли его декабрист, влюбленный в свой народ беспредельно? Кто знает, откуда и как попала в маленькую сибирскую деревеньку? Нет, нет! Не вез с собой на край земли, то бишь в Сибирь, русский мужик плохую икону! За Уральским хребтом в тысячу раз больше икон, но там на сотню – одна настоящая, а у нас из сотни – десяток… Отбор! Благодатный отбор… Подойдите к святому Георгию Победоносцу, вглядитесь… Уберите нимб, мысленно расширьте бороду, бросьте на лоб прядь волос… Не Емелька ли Пугач глядит на вас сквозь темный налет столетий? А живопись! Какая живопись! Тициан, понимаете ли, сходил с ума, когда искал вот это сочетание бордового с черным, а не известный миру богомаз – бунтарь и, наверное, богохульник – играючи решил сверхзадачу Тициана… Глаза! Святого и воина, мудреца и ярыжки, бунтаря и нежного отца…
Анискин слушал; вынутый из кармана носовой платок так и остался в его руке неиспользованным, хотя по высокому лбу участкового катились крупные капли пота…
Участковый Анискин неторопливо ехал на открытом «газике» председателя колхоза Ивана Ивановича, который, задумчиво глядя на дорогу, сидел рядом с ним. Справа голубела бескрайняя Обь, слева – поля, кедровые рощи, синие сосняки. Они и километра не отъехали от деревни, как участковый свернул на почти неприметную лесную дорогу, миновав березняк, светлый и праздничный, выехал на огромную поляну, в центре которой возвышалась недостроенная силосная башня.
– Тпру! – сказал Анискин. – Слезай – приехали!
Силосную башню строили несколько очень не похожих друг на друга людей. Четверо, видимо, приехали с Кавказа, двое вели родословную, видимо, из Средней Азии, остальные – кто откуда. Двое, например, были почти двухметрового роста, беловолосые. Один из них, средних лет, был солиден и важен, как швейцар столичной гостиницы; другой – в джинсах – живописен, как новогодняя елка: в диковинного расцвета ковбойке, волосы длинные, лицо круглое, нежное, так сказать, лирическое.
– Здорово, товарищи вольные стрелки! – выходя из машины, браво прокричал Анискин. – Вы, конечно, народ занятой, каждый свою тысячу поскорее заработать торопится, но предлагаю, как говорится, сделать перекур.
– Родной милиции пламенный привет! – обрадовался тот, что был в джинсах.
Строители, так называемые «шабашники», хмуро и не сразу разместились на двух указанных участковым бревнах. Только Юрий Буровских приказание участкового выполнил охотно и даже повесил на грудь семиструнную гитару, которую бережно вынул из густого кустарника.
– Плохо принимаете законную власть! Хоть бы сказали, орлы залетные, чем я провинился? – Участковый ткнул себя пальцем в грудь. – Я ли вас не холю, не лелею?
Первым не выдержал молодой, серьезный кавказец.
– Неправду говоришь, товарищ! – воскликнул он. – Кто лелеет? Кого лелеет? В клуб пойдешь – тебя видишь! С девушкой сидишь на скамейке – тебя видишь! В реке купаешься – ты на берегу сидишь!
– Ты бы помолчал! – негромко, но сурово перебил его широкий и низкорослый мужчина. – Всем тоже – молчать! – Он презрительно усмехнулся. – Пусть гражданин Анискин разговаривает…
– Во! Правильно! – ликующе вскричал участковый. – Иван Иванович!
Председатель колхоза словно очнулся – перестал пускать колечки дыма, озабоченно сдвинул брови, встал.
– Товарищи вольнонаемные строители, – заговорил он. – Федор Иванович обратился на вас с жалобой… По его фактам выходит, что позавчера вы в сельповском магазине скупили весь поступивший туда кримплен – товар, как известно, дефицитный. На этой почве в деревне возникло недовольство. Я лично считаю этот факт безобразным! Бригадой вольных стрелков закуплены все сто десять метров поступившего в магазин кримплена… По тридцать два рубля сорок копеек метр… Это – раз! А во-вторых, кримплен этот самый не покупали двое… – Он указал на «длинновязых» Юрия Буровских и Евгения Молочкова. – Это почему?… Так! Не отвечаете… Тогда – три! Откуда в райцентре на базаре в прошлое воскресенье было выброшено из-под полы семьдесят метров кримплена, хотя в райцентре им торговля еще не производилась? Вано!
– Ну, что Вано, что Вано!
– Куда кримплен девал?
– Сестре послал, племяннице послал, маленький дочь друга послал…
Анискин спокойно покивал головой.