– Ай, значит, это точно вы ненастоящий, – обрадовалась Ариадна Федоровна. – А знаете что? Давайте вы не полетите на свой Альдебаран, а затаитесь у меня? Тот, первый, останется тут, а вы будете жить на моей даче. Я не знаю, какие удобства в моде на вашей звезде, но у меня здесь небольшой коттедж повышенной комфортности. А когда родится наш пусик, можно будет потихонечку улететь и к вам. Соглашаетесь, ну? Если мы с Мальвиной возьмем вас под свою защиту, то на этой планете до вас не доберется никто. Будете жить в полной изоляции и целыми днями и ночами общаться только с нами. Днем вас будет сторожить, то есть охранять Мальвина, а ночью я. Днем буду отсыпаться, а ночью…
– Теперь ты понял? – грубо прервал ее Кирилл, – теперь ты понял, что твой дурной Но-Пасаран не понял, что я твой брат и решил, что это ты раздвоился? И все эти выдергивания волос, обливания помоями, вся эта неразбериха из-за нашего внешнего сходства?
– Неужели мы так похожи? – только и смог вымолвить Костик.
– При близком рассмотрении не так уж и похожи, – успокоила их Савская, – я даже в вас, Костик, разочаровалась. Второй гораздо красивше. Эта женственная плавность линий, этот нежный пушок на щеках, эти розовые ушки, эта крутая упругая попка, из которой торчат полненькие, почти девичьи ножки, – плотоядно облизнулась пенсионерка. – А знаете, я даже не жалею, что вы не пришелец. Я и так вас к себе возьму. Будем вместе смотреть в окно, разучивать мизансцены из Шекспира, переделывая текст под современность. Брат, кажется, называет вас Кириллом?
Кирюха… Как мне жаль, что ты Кирюха!
Отринь отца и имя измени,
А если нет, меня женою сделай,
Чтобы больше Петуховой мне не быть.
– Кажется, у Уильяма приблизительно так?
– Это она над «Ромео и Джульеттой» глумится, – напомнил обрадованный Костя.
Всегда приятно, когда твоих ближних практически закапывают прямо на твоих глазах.
– Убери ее отсюда, – взревел Кирилл.
Боже! Если хоть кто-то узнает о ушках, о щечках, о ножках… Боже!
Костик принес трясущемуся брату стакан воды и невинно поинтересовался:
– Так значит, это Пензяк поколдовывает? Значит, он пустил эту утку о раздвоении?
– Не только он.
– А кто же?
– Скажу, если лаской вырвите у меня поцелуй, – зарумянилась Савская.
– Печной, хочешь поцеловать Савскую-Петухову? – слегка отомстил Ариадне Федоровне Кирилл.
– Вы уж вообще, – надулась экс-актриса, – за проститутку меня держите. Любовью не торгуем.
Она немного пораздувала щеки, видимо, считая, что выгладит кокетливо, попыталась трепетно подрожать ресницами, и решилась:
– Ай, я вам и за так скажу. Под Ванькой-Пензяком работают ваша хозяйка квартирная и Крестная Бабка. Сама видела, как эта старушенция Пелагея с колдуном шепталась. И вообще все село знает, что вы раздвоились. Только виду не подают особого, потому что боятся. А я не боюсь.
Мне страх неведом. Мне неведом ужас.
Я не боюсь унылого конца.
Я лишь хочу, чтобы дрожало солнце в лужах,
Как центр у разбитого яйца.
– Сама сочинила, – похвалилась она.
– Не сомневаюсь, – процедил Костя. – Вы свободны, Ариадна Федоровна. Кирилл, подмогни.
Вдвоем с Кириллом они вытолкали упиравшуюся и визжащую актрису из дома, набросили щеколду и сели на табуреточки совещаться.
– Ты тоже считаешь, что Крестная Бабка работает на два фронта? – решился Кирилл.
– Не хочется верить, но, кажется, это факт. Никто так не осведомлен об изнанке жизни но-пасаранцев, как бабушка Пелагея. И если она не сама РГ, то уж точно главный его агент.
– Тогда как ты объяснишь то, что она подсунула тебе дискету? В чем заключается стратегия этого хода?
– Она раскаялась и хотела, чтобы я все узнал, но не решилась сказать напрямую, – предположил Костя.
– Тогда почему она потребовала дискету обратно?
– Рыбий Глаз хватился пропажи, пришел в дом бабки и поспрошал: «Где такая квадратненькая черненькая штучка?». Вот она и задергалась.
– Получается, что в пособниках РГ ходит чуть ли не пол-села? Или чуть ли не каждый но-пасаранец мнит себя Рыбьим Глазом? А может, у вас тут действует и Зоркий Сокол? И Большой Змей? И Ястребиный Коготь? И Скунс Амбре? А главное, и клички-то никому придумывать не надо: Коля-Болеро, Ванька-Пензяк, Крестная Бабка, Печной. Пионерский лагерь какой-то, а не современная деревня, вставшая на путь рыночных отношений.
– Совхоз, – машинально поправил Костик.
– Да какая разница?
– Сам не понимаю. Но местные на «деревню» обижаются. Значит, если я правильно все понимаю, а расставить все по местам в этом бреде сивой кобылы действительно сложно, то против нас явно работают Пензяк, Пелагея и…
– Анчутка, – обрадовано рявкнула печь.