- Ты смотри Сашке этого не говори. Она и так завяла, как трава скошенная.
Как будто Любаша не понимала, о чем можно, о чем нельзя говорить с матерью.
- Но похоронки-то нет, - частила крестная, боялась не успеть, вот-вот кума вернется из хлева. - А я, Любонька, живу как на вулкане, твоя мамка чудаковата, не знаешь, с какого боку к ней подойти, а у нас в Козловке, знаешь молодку, Степаненкову Раю, получила похоронку, пошла и повесилась в лесу.
Только это Настя проговорила, наступила зловещая тишина, и длилась, кажется, бесконечно. Наконец Любаша сказала своим каменным голосом:
- Наша мама никогда этого не сделает! Что бы ни случилось, она нас не бросит.
В начале марта вернулся домой Анютин крестный, Настин Федотыч. В этот день они все очумели от радости. Анюта так и прожила его - очумелая, словно в тумане, ничего как следует не запомнив. До ночи в их хатке гудела толпа, приходили бабы даже из Козловки и Голодаевки поглядеть на дядю Сережу. Говорили:
- Сереж, дай хоть потрогать тебя.
Крестный позволял себя потрогать и невесело посмеивался. Он был тихий и усталый. Быстро организовали встречную, гуляли вечер, на другой день догуливали. А крестный терпеливо дожидался, пока они отрадуются, отгуляются, чтобы зажить обыкновенной жизнью, как до войны. И поскорее построить новый дом.
На третий день он уже пошел в контору, выписал лес на хату. Карп обрадовался лишним рукам, даже обещал привезти ему лес, как фронтовику. Но дядя Сережа не торопился впрягаться в колхозную лямку. Вот тут и услыхала Анюта бабий шепоток за спиной у крестного - инвалид, инвалид, не жилец, не жилец. Почему инвалид, она не могла понять. Вроде руки-ноги на месте, только ходит медленно и часто задыхается.
С тех пор крестный целыми днями возился на своей стройке. Поработает потихоньку, посидит, щурясь на солнышко. Деды подойдут ему помочь. По воскресеньям устраивали толоки. Быстро поднялась избушка. И пока тянулась стройка, Анюта с Витькой там пропадали, слушали интересные разговоры. Это не то что бабий гомон - все про домашнее, сто лет известное, на зубах навязшее.
Кроме разговоров, на стройке бывали перекуры: у крестного только один, в середине дня, у дедов чаще. Почему так ждала Анюта этот перекур? Потому что в эти полчаса крестный был полностью в их власти, спрашивай о чем хочешь. Давал Витьке приказ: сторожи! Витька обегал кругом - Насти не видно. Насти и не могло случиться, она на дойке в это время.
Крестный сворачивал папироску и затягивался. В такие минуты он любил порассуждать. Но однажды Настя его поймала. Как она кричала!
- Сдохнешь, зараза, не успеешь хату достроить! Доктора тебе не указ! меня ты никогда не жалел!
Крестный очень расстроился.
- Погляди, это ж одна солома, мне бы только дымку глотнуть. Это ж не курение, а один самообман.
- Дымку тебе захотелось? Торкни голову в печку да глотни!
Два-три дня Настя бычилась на своего Федотыча и в сторону его не глядела, как будто в доме его нет. В отместку Анюта три дня не разговаривала с крестной, только "да", "нет" - и глаза отводила. И как у нее совести хватило, у Вардепищи этой дурной, ругать такими словами крестненького, фронтовика, всего израненного и больного! И правильно бабы ее ругают, она шальная, невыносимая.
Поздно вечером возвращался он со стройки. Бывало, еле бредет. Анюта чуть не плакала от жалости, глядя на него из окошка. Он еще на порог не ступит, Анюта уже тащит из печи чугунок:
- Крестный, горяченького поешь!
Из-за Настиной забастовки и мамка вставала поухаживать за кумом. Нальет воды в рукомойник, спросит:
- Поставить быстро самоварчик, кум?
- Не надо, Саш, я молочка попью.
Они садились все вместе за стол, смотрели, как дядя Сережа ест, разговаривали. А Настя просто места себе не находила: то ерзает на лежанке, то хлопает дверьми - все равно никто на нее внимания не обращает. Так тебе и надо!
Но не долго продолжалась между ними эта остуда. Как-то днем заглянула Анюта на стройку. Почему такая непривычная тишина стоит, никто не стучит молотком, не грохочет досками?
Полы уже заканчивали стелить. Если бы крестный просто лежал на этом недостеленном полу, Анюта бы не испугалась. Он был какой-то распластанный, словно неживой. А Настя металась рядом, под голову ему подкладывала платок, поила из кружки.
Позвали фельдшерку из Мокрого. Но чем могла помочь фельдшерка? Крестный полгода лежал в госпитале в Москве, две операции пережил, и то не вылечили. Права была Настя - нельзя ему курить. Только она хотела руганью его отучить, а кума с Анютой взяли уговорами. Крестный собрался с силами - и бросил.
В начале июля вставили первую раму. Анюта подмела стружку, распахнула окно и долго смотрела на улицу. На той стороне за лето выросли еще две хатки. Соседи потихоньку выкарабкивались из земли.