— Решено и подписано! — сказала Нина. — Ну, хватит мучить нашу Таню, а то у нее личико загорится и обуглится, примет нетоварный вид.
— Нинка! — жалобно сказала Таня и, окончательно смутившись, ушла на кухню.
— Я провожу вас, — сказала Нина. — Мне в магазин нужно.
На улице она подробно рассказывала мне о достоинствах своей мамы, идучи со мной почти в ногу. Я хожу всегда очень быстро и, если приходится с кем-то куда-то идти (что бывает, правда, очень редко), то досадую на медлительность большинства людей, особенно женщин. У женщин и девушек мне нравится походка энергичная, легкая, быстрая. Вот такая и была у Нины.
— А почему обязательно в Москву? — спросил я. — В Саратове отличный театральный факультет. Выпускники многие стали знаменитостями. Я знаю, там мой приятель преподает.
— Я же сказала, у меня бой-френд в Москве. В будущем, возможно, муж.
— Но ведь он намного старше вас. Он и меня-то намного старше.
— Это не играет роли. Как мужчина он прекрасно сохранился. Во всех смыслах.
— Еще десять лет — и он старик!
— Вы что, отговариваете меня? — Нина даже остановилась. — По какому праву, интересно?
— По праву твоего отчима — в перспективе.
— Извините, права решать за меня нет ни у кого, даже у моей мамы. Странно, правда? Ее я только Таней, а за глаза — только мама — и дико представить, что за глаза могу тоже Таней.
— А сколько тебе лет?
— Семнадцать скоро.
— Прекрасный возраст.
— Не жалуюсь. Так что вы имеете против, я не поняла?
Я промолчал.
Я промолчал потому, что не мог сказать, что я имею против.
Против было то, что не Таня мне понравилась, мне Нина понравилась — и так, как никто не нравился в последние годы.
Я зашел с нею в один магазин, в другой, глупо стоял у прилавка, пока она делала покупки, потом спохватился, придумал тоже что-то купить.
— Слушайте, — вдруг сказала она. — Может, кроме кроссвордов у вас еще одно увлечение?
— Какое?
— Ну, берете объявления одиноких женщин, знакомитесь, очаровываете, заводите предсвадебный роман, получаете порцию эротическо-сексульных впечатлений — и тихо-мирно, на вполне законном основании сматываетесь. Такой вот вид дон-жуанства, а?
— С чего это вы решили, Ниночка, Господь с вами!
— Бросьте, я неверующая. С того решила, что вы на меня посматриваете как-то странно. Однозначно посматриваете.
— Потому что вы похожи на свою маму.
— Неправда. Я похоже скорее на отца. Разве только глаза.
— Вот в глаза я и смотрю. Очень красивые глаза. Как у вашей мамы.
— Тогда ладно. До свидания — до четверга. Потом сводите ее в кино, в театр, но для начала — семейный ужин. Под моим контролем, извините. Я должна видеть и слышать ваш разговор. Тогда я пойму вас окончательно.
— Вы считаете себя очень умной, — заметил я без укора.
— Не я одна так считаю.
— Пожалуй. Вот и я тоже.
— О чем тогда разговор?
76. БОЛЬШУЮ ЧАСТЬ ВРЕМЕНИ ВЫ ЧУВСТВУЕТЕ КАК БЫ КОМОК В ГОРЛЕ.
77. ВЫ ЧАСТО ЧУВСТВУЕТЕ В РАЗНЫХ МЕСТАХ ТЕЛА ЖЖЕНИЕ, ПОКАЛЫВАНИЕ «ПОЛЗАНЬЕ МУРАШЕК».
78. ИНОГДА ВАМ ХОЧЕТСЯ ЗАТЕЯТЬ ДРАКУ.
Набоков не относится к числу моих любимых писателей. Даже в самой близкой для моей души вещи, в «Машеньке», видна некоторая механистичность исполнения замысла, который заранее продуман. Пушкинского «даль свободного романа сквозь магический кристалл я неясно различал» у Набокова нет, он всегда все различает от начала до самого конца, это вдохновение ума, но не вольный полет фантазии, а если и есть фантазия, то это опять-таки фантазия ума, если есть неожиданные повороты, то эти неожиданности — умственного, запланированного характера.
Наверное, я не прав. Я не специалист.