Анкета. Общедоступный песенник

— Да нет, я не комплексую, — успокоила меня Настя. — Мы тут перехватили у наших дураков, у одноклассников, анкету. Ну, знаешь, сейчас везде мода: лучшая песня недели, лучший фильм года, мисс Европа, мисс Мира, ну, и так далее. Мисс института даже выбирают, я слышала. Оттягиваются. Ну, наши пустили листок, чтобы мисс класса выяснить. Там, правда, не одно только первое место, а три. Я на втором оказалась, а Лера Новикова на первом.

— И тебе обидно?

— Ничуть. То есть за себя — совсем не обидно. Мне за них обидно. Ведь красота не только рожа, а еще и фигура, осанка, шарм, правильно?

— Правильно.

— Не знаю, как насчет шарма, а фигура-то у Лерки ни в обоз, ни в Красную армию. Они просто еще маленькие и ничего в этом не понимают. У нее ноги толстые. И задница тоже. К двадцати годам она на двух стульях будет сидеть. Ты в фигурах разбираешься?

— Наверно.

— Тогда скажи правду. Только объективно.

Она скинула халатик, встала с дивана, оказавшись в купальном костюме, отставила чуть в сторону ногу каким-то необыкновенным образом, сделала руками какой-то жест. Я бросил взгляд и сказал:

— Идеальная фигура.

— Да ты и не смотрел!

— Ну, смотрю.

Я стал смотреть — каким-то общим расплывчатым взглядом, потому что по отдельности, последовательно, рассматривать Настю, конечно, не мог — слишком пристально следит она за моим взглядом и сразу поймет, куда я смотрю в тот или иной момент.

— Еще раз говорю: идеальная фигура.

— Для идеальной мне надо еще подрасти, — сказала Настя, надевая халат. — Но задатки есть, я это сама знаю. А они на Леру запали. Смешно.

Она вышла, а я подумал, что бедная Настя, вероятно, влюбилась, а ей не отвечают взаимностью, вот она и переживает, вот и заводит со мной эти разговоры — потому что не с кем больше.

И — углубился в работу.

Прошла неделя или больше.

Однажды я вернулся домой — и в комнате Насти услышал громчайшую музыку. Обычно она слушает в наушниках. Наверно, у нее гости, подумал я. Надежда сегодня на дежурном трамвае — до поздней ночи, вот она и пригласила подруг или друзей.

Стал читать, но не смог, громкость музыки была невыносимой. Сам бы я вытерпел, но перед соседями неудобно. Я подошел к двери, постучал. И еще раз. И еще, сильно, кулаком. Безрезультатно. Я толкнул дверь — просто так, для очистки совести: Настя в отсутствие матери, а иногда и в присутствии — когда та занята на кухне — закрывает дверь на задвижку. Надежду это раздражает, Настя же кричит, что она устала, что у нее нет своего угла, скорее бы закончить школу и уехать от вас к чертовой матери или замуж выйти! Мне в таких случаях всегда совестно становится, я понимаю, что это мне надо бы уехать или жениться…

Дверь открылась.

Настя была в том же купальном костюме, но — только в нижней его части.

Она танцевала перед зеркалом. Увидев меня, улыбнулась — и продолжила танец. Я хотел выключить музыку, сделал шаг — и остановился. Я почему-то побоялся заходить в комнату.

— Выключи! — закричал я. — С ума можно сойти!

Она еще минуту потанцевала, потом свободно, без стеснения, подошла к магнитофону, выключила и упала в кресло — лицом ко мне.

— Танцы в стиле ню, — сказал я. — Стриптиз на дому. Очень интересно. — Интонацией и словами я хотел перевести все в шутку.

Но Настя была настроена серьезно и требовательно.

— Тебе понравилось?

— Я не разбираюсь в этом.

— Только матери не говори. Одна моя одноклассница работает в одном ресторане, неважно где, танцует. Хорошие деньги платят. А у нее и фигура хуже моей, пластика вообще нулевая. Только грудь уже пятого размера. Но дело ведь не в размере, а в красоте. Разве это не красиво? — указала она и слегка огладила.

Я промолчал.

— Надоело быть бедной. Учусь я хорошо, уроки буду успевать делать. Но зарабатывать пора начинать. Матери только не говори. Ты не бойся, кроме танцев там ничего. Они же не дураки, в тюрьму не хотят сесть, мы же несовершеннолетние.

— Если тебе нужны деньги…

— Твои деньги мне не нужны. Мне свои нужны. И вообще.

Она накинула рубашку — и села опять, нахохлившись, замкнувшись, не желая дальше разговаривать.