Анхен и Мари. Прима-балерина

Хоть и под ворчание Акулины, но через полчаса на буфете стоял горячий самовар, а на столе появился фарфоровый чайный сервиз. К чаю служанка подала вишнёвый пирог.

– Ну, рассказывайте, – сказала Мари, выкладывая на тарелку делопроизводителя кусок пирога.

– Что? – спросила Анхен.

– Как что?! Месье Мариус уже на свободе? Насколько я понимаю, у вас есть теперь настоящие подозреваемые.

Господин Самолётов застыл с чашкой в руке и вопросительно посмотрел на коллегу.

– А что Вы смотрите с укором? Да, рассказываю я сестре про следствие, и что? Она была там, при убийстве, Вы забыли? – спросила Анхен, считая, что лучшая защита – это нападение. – Ей интересно.

Мари в недоумении захлопала ресницами и даже отложила ложку с вареньем.

– Ах, вот как, – только и сказал господин Самолётов.

– К тому же есть у меня для Вас одна догадка, – сказала Анхен и замолчала.

Художница попробовала вишнёвый пирог, посмаковала – умеет же Акулина стряпать. За одно, за это можно терпеть её несносный характер.

– Анхен, ты невыносима. Говори сейчас же, что за догадка! – воскликнула Мари и посмотрела на гостя. – С детства она такая вредная, Иван Филаретович.

– Сдаётся мне, что есть причина, зачем Агнешка подругу отравила, – сказала, наконец, художница и опять замолчала, присматриваясь к пирогу.

– Я тебя сейчас убью, ей Богу, – прошипела Мари и отодвинула от сестры чашку с чаем и тарелку с пирогом. – Не томи ни меня, ни Ивана Филаретовича.

Анхен, довольная произведённым эффектом, коротко улыбнулась, встала из-за стола и подошла к окну.

– Всё просто, – сказала она, разводя руки в сторону, как иллюзионист на сцене. Драпировка окна служила ей занавесом. – Госпожу Черникину Агнешка отравить была не в силах. Ну, сами посудите. Балерина ни ела в её присутствии, ни пила, ни нюхала. А прима всё употребляла при Агнешке. Госпожа Лещинская отравила подругу и подложила стёкла в пуанты, зная, что та, подумает на новую соседку.

– На Мышь Серую. На балерину с мышиными повадками. Умно́! – сказал господин Самолётов и тоже встал.

– Как это гадко, – сказала Мари и потянулась ко второму куску пирога. – Убить подругу ради убийства другого человека. И это в Императорском театре! В очаге русской культуры.

– Вот, вот! – подхватил господин Самолётов. – Так господин Орловский и скажет, когда ему доложит господин Громыкин.

Он подошёл к Анхен и поцеловал ей руку.

– Браво! – воскликнул Иван Филаретович, любуясь барышней.

Мало того, что красавица, ещё и умница. Однако молодой человек тут же и вздохнул. Жаль, что невестой становиться не хочет. Ну, ничего, он своего добьётся, он не отступит!

– Но почему до сих пор не выпустили Мариуса Потапова? – не унималась Мари.

Господин Самолётов обернулся к ней.

– Господин Орловский потребует улик, чтобы госпожа Лещинская не вышла сухой из воды, и чтобы у нас, наконец, появился обвиняемый, – сказал он.

– Не волнуйся, Мари, завтра твоя подруга получит мужа, живого и здорового. Только нужен ли ей муж-изменщик? – спросила Анхен.

– Ваша подруга? – удивлённо спросил господин Самолётов.

– Жена господина Потапова училась с нами в Смольном институте, – сказала Анхен.

– Вот как?

– Вот Вы, Иван Филаретович, что думаете про измены? – спросила Мари и поправила очки на носу, приглядываясь к выражению его лица.

Господин Самолётов вернулся к столу. Свет от керосиновой лампы выхватил и ровный пробор молодого человека, и красивые библейские глаза, и алые губы.

– Считаю это дурным поступком. Если разлюбил, скажи, – промолвил он, взялся за поперечину спинки стула и опёрся на него. – Я за честность в отношениях между мужем и женой.

– Ну, а как же церковь? Церковь не принимает разводы. А если дети в семье народились, как у Потаповых, как же быть тогда? – напирала Мари.

– Молиться, – сказал господин Самолётов и улыбнулся. – Молиться, и Бог подскажет, как быть.

Иван Филаретович остановил извозчика у дома с мезонином и вышел. Матушка не ложилась ещё спать. Ждала его возвращения.

– Ну, сказывайте всё по порядку, – потребовала она после приветствия и лобызания руки.

– Мы арестовали подозреваемую. Убийцей оказалась балерина Лещинская. Вообразите, оказывается покойная Черникина шантажировала её, и она решилась действовать через подругу, – сказал Иван Филаретович запальчиво.

– Да не про следствие сказывайте. С убийством сами разбирайтесь. Про дело наше сказывайте, – сказала матушка и поморщилась. – Ходили к стряпчему?

Иван Филаретович подошел к дивану-кушетке с затейливой фигурной спинкой и опустился на него.

– Ходил, – коротко ответил он.

– И что же? – спросила матушка, подошла и села рядом.

– Если кратко, то тяжко нам придётся, – сказал после паузы Иван Филаретович. – Да, были случаи, прецеденты, как говорят юристы, когда жена возвращала проигранное мужем имущество. Однако…

Иван Филаретович замолчал, подбирая нужные слова. Матушка, сидевшая к сыну вполоборота, пыталась заглянуть ему в глаза.

– Что "однако"? Что?! Да не тяните кота за причинные места! Толком говорите! – воскликнула она в нетерпении.