Анн Предай

Голос его хрипел и дрожал. Анн замечала уже не раз, что он больше не говорит «Эмильен» или «Мили», но единственно – «твоя мать»…

– В последний раз мы с ней приходили сюда, – продолжал он, – через несколько месяцев после операции.

Боже мой, это было так давно! Как ей здесь нравилось… Кто мог тогда предположить, что все так быстро…

Он не закончил фразу, с носа у него свисала слеза. На голову статуи уселся воробей. Пьер шумно высморкался.

– Не сходить ли нам на кладбище? – вдруг спросил он.

– Для чего? Тебе не кажется, что здесь, куда ты так часто с нею приходил, Мили гораздо больше, чем там, где вы никогда не бывали вместе?

– Анн, но именно там она теперь!

– Нет, папа.

Он склонил голову:

– Когда я думаю, что ты даже не надеваешь черного…

– Мили не выносила этот цвет!

– После похорон ты ни разу не была на ее могиле.

– Ну и что? Не испытываю в том надобности. Более того, я уверена, что, бегая на кладбище каждые два-три дня, как ты, я за месяц растратила бы все настоящие воспоминания о Мили. Думая о ней среди всех этих выстроившихся в стройные ряды крестов, я и ее бы стала представлять одним из них, с именем и двумя датами на нем. Ты это мне советуешь? Я туда пойду, будь спокоен, но позже. Намного позже. Может, в следующем году, на День всех святых. Отнесу охапку хризантем, и буду, как все…

Продолжая говорить, Анн свернула в аллею. Ей было совестно, что пришлось грубо с ним обойтись. Но она не сомневалась, что сделала это для его же блага. Отец отмалчивался, словно набрав в рот воды. Анн смягчилась и спросила, не устал ли он. Пьер заверил ее, что нет. Чтобы как-то растормошить его, она затеяла разговор о старом Париже. Выбор был точен. Он рассказал – хотя Анн слышала об этом в детстве сотни раз, – что во времена Людовика XV посередине квадратной дворцовой площади Лувра возвышалось с дюжину бедных хижин, сараев и пристроек. И потребовалась энергия брата мадам Помпадур, главного интенданта двора Его величества, чтобы снести эти лачуги, а их обитателей вышвырнуть за ограду. После чего отец погрузился в безмолвие. Было заметно, что он пожалел, поддавшись ее нехитрой выдумке.

Солнце зашло, и тут же резко похолодало. Они вернулись домой. Прямо на кухне Анн выпила стаканчик белого вина. Пьер демонстративно отказался. Прихватив тарелку, она устроилась ужинать в гостиной, где на зеленом сукне карточного столика отец раскладывал пасьянс. Ужин в итоге получился натянутым. Старые сожители, да и только, им больше нечего сказать друг другу. Чем ближе время отходить ко сну, тем озабоченнее становилось лицо Пьера. Было заметно, что он страшится возвращения в супружеские покои. На пожелание Анн спокойной ночи он ответил с нескрываемой растерянностью. Словно в последний раз умолял избавить его от этого испытания. Она проводила его до самого порога и закрыла за ним дверь.

На следующее утро Анн обнаружила отца в гостиной. Он спал на канапе и позой своей очень напоминал охотничьего пса. На ногах покрывало, невесть что под головой. Он мирно посапывал. Впрочем, он уже проснулся и повернул в ее сторону виноватое лицо:

– Прости меня, – услышала она. – Это очень трудно. Я не мог… Но у меня получится…

9

Мсье Ферронэ так гордился фотографиями, сделанными во время путешествия по Амазонке, что отвергал всякую возможность принести в жертву хотя бы одну из них. Напрасно Анн усердствовала, доказывая этому мелочному автору, что в книгу невозможно включить больше семи вклеек с иллюстрациями, не увеличив существенным образом ее стоимость.

– Ну так измените формат, – настаивал тот. – Можно ведь урезать их – вот так, к примеру.

– Тогда репродукции станут мелкими – возражала она. – Они подавят друг друга, получится коллекция марок. Уверяю вас, что в любом случае текст все решает сам.

Продолжая говорить, она подняла голову от бумаг и посмотрела на открывшуюся дверь. В щели появилась голова Лорана. Анн смутилась. Казалось, ветку, на которую она взгромоздилась, качнуло порывом ветра.

– Извините меня, – попросила она мсье Ферронэ, – я на одну минуту.

Она вышла в коридор, тесня перед собою Лорана.

– Как ты похудела! – начал он. – Какой у тебя усталый вид.

– Где ты был все эти дни? – требовательно спросила она.

– После похорон я почувствовал себя лишним и подумал, что нужно оставить вас с отцом наедине с вашей печалью. Вот и поселился у приятеля на недельку…

– Мог бы дать о себе знать.

– Я думал, ты и так поймешь.

Где-то звонил телефон. Из-за перегородки доносился стук пишущих машинок. Мимо прошла мадемуазель Муаз, секретарша мсье Куртуа, улыбнулась Анн и скрылась в дверях соседнего кабинета. Из туалета, оправляя юбку, вышла одна из машинисток. Безучастный ко всему происходящему, Лоран не отрывал от Анн глаз, полных неутоленной нежности.

– Я не смогу сейчас поговорить с тобой. Подождешь меня в «Старине Жорже»? Я подойду минут через пятнадцать.

– Хорошо, Анн.

Она собралась уходить, но он остановил ее за руку и спросил:

– Ты и вправду хотела меня увидеть?

– Конечно.

– Ну тогда можешь возиться со своими делами сколько тебе угодно. Если понадобится, подожду хоть весь день.