Анна

Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить. А в реальности, скорее всего, хорошенькую и спокойную девочку уже определили в не менее хорошую семью. Получить тихого и умного ребенка — мечта любого приёмного родителя, но таких детей кот наплакал. А уж ребенка европейской внешности хотят если не все, то многие. Вот тут-то и вступает в игру такая вещь, как человеческий фактор — личные знакомства, мелкие услуги и уступки, помощь приюту. Ну, вы поняли. Нет, я не виню таких людей — все мы устраиваемся, как можем, мне нужно попасть в хорошую семью, чтобы возникло желание если не удочерить, то взять на так называемую «полную опеку». Ребёнок в такой семье живёт, как и в других приемных семьях, но в отличие от обычной опеки его не могут просто так — без его согласия — забрать в другую семью. Все это мне рассказали ещё в больнице, когда я рыдала от боли и шока в палате. Мне нужно попасть в обеспеченную семью с нормальными людьми и надолго. Ключевое слово — «нормальную».

В прошлой жизни, когда я купила квартиру, в соседнем подъезде жила женщина-алкоголичка с маленьким сыном. Ребенок был вечно голодный и грязный. Не знаю, почему его не изъяли органы опеки. Потом, вдруг, о чудо — мальчик стал ухожен, одет-обут, накормлен и с дорогими игрушками. Ребенок был доволен и рассказывал про нового папу. А через полгода вышел сюжет по телевидению о том, что, пользуясь ситуацией, один бизнесмен использовал мальчика для съёмки в детском порно. У ребенка был пирсинг в сосках, пупке и половом члене. Если вы думаете, что ребёнок был благодарен своим «спасителям», то я вас разочарую — он рыдал и рвался к тому мужчине. Вот как бы мне не нарваться на такого «благодетеля».

С этими мыслями и воспоминаниями я кое-как закрыла чемодан и запихнула его под кровать, на которую и присела.

В дверь постучали. В Англии всегда стучат, прежде чем войти.

— Да-да, — сказала я, — заходите.

Дверь отворилась, и на пороге показалась девушка лет двадцати пяти с яркими рыжими волосами и карими глазами.

— Здравствуй. Я Чарли, психолог. Можно с тобой поговорить?

— Я Энни. А зачем? — и глазками так хлоп-хлоп.

— Вместе мы сможем узнать, в какой семье тебе будет лучше всего и в какой класс ты пойдёшь учиться. Твои родители из Союза?

— Да, но я ничего о них не помню, — и рожицу погрустнее.

Помни, ты — милый ангелочек, а не сорокалетняя женщина из далёкой России. Аня, ты девочка-цветочек. Ромашка, а не венерина мухоловка. Ромашка! Ага, из Чернобыля, мутировавшая и ставшая плотоядной.

— Не расстраивайся, всё обязательно наладится. Расскажи, а чем ты любишь заниматься?

— Мне нравится шить, вязать и вышивать, выращивать травы, а ещё рисовать, читать… — я замолчала.

— А играть с другими детьми?

— Я не помню. В больнице я шила девочкам платья для кукол. Мы играли в магазин, я продавала одежду.

— А чем девочки платили?

— Конфетами!

— Ты любишь конфеты?

— Не очень.

И в таком духе почти два часа. Два часа я строила из себя приветливого ребенка. Было действительно сложно. Я привыкла к другой жизни, другим реалиям, другому отношению. А здесь ко мне относятся, как к несмышлёнышу. Хотя, почему как? Я и есть несмышлёныш — ничего не знаю про жизнь в Англии.

В госпитале мне в голову приходили мысли о том, что это вообще за страна такая, в которую я попала? Из школьной программы помню, что Великобритания очень сословная, здесь пьют чай в пять часов и ходят в школьной форме. Это родина Диккенса и Джоан Роулинг. Если Диккенса я читала, то детище Роулинг у меня энтузиазма не вызвало, хватило на две главы и тридцать минут фильма. В моём магазине стояли книги, фильмы и прочая атрибутика поттерианы — так сказать, для антуража. Всё, что нужно было знать про факультеты и цвета, мне клиенты рассказали, а остальное — лишнее.

Так что о жизни в Англии я знаю катастрофически мало.

В разговоре с Чарли выяснилось, что меня хотят забрать аж три семьи. А ещё завтра мы все идём в зоопарк, а послезавтра в музей.

* * *