Читаем Анна Ахматова. Когда мы вздумали родиться полностью

Павел Крючков: Теперь следующая запись человека, который уж во всяком случае из этих троих дольше остальных знал Анну Ахматову. Они познакомились в 1912 году, кстати, здесь рядом, в Куоккале, то есть в Репине. Корней Чуковский, тогда литературный критик, и Ахматова, которая приехала с Гумилевым. Кажется, в 1913 году, Ахматова писала Гумилеву в письме… я только перескажу, я не помню цитату. Она пишет: мне тревожно, что Чуковский, я слышала, хочет свою статью об акмеистах превратить в лекцию. Что будет? Потом, в 21-м году, в журнале «Дом искусств» легендарном, вышла статья знаменитая «Две России: Ахматова и Маяковский». Потом шли годы, и близко к юбилею Ахматовой, это 64-й получается год, Корней Чуковский написал несколько страничек о «Поэме без героя». Он вообще готовил предисловие к книге «Избранных стихотворений» Ахматовой. Книга не вышла. В том, что он написал о ней, судя по свидетельствам, воспоминаниям, ей была очень важна там мысль об ее историческом зрении, так, во всяком случае, по книгам. Но она откликнулась тепло очень, прислала телеграмму, письмо, оно сохранилось, и спросила Лидию Чуковскую, почему критики пишут как пишут, а Чуковский пишет так, громко. Почему ему удается писать громко? Лидия Корнеевна сказала, потому что он пишет вслух. Это к нашей звукозаписи, так сказать. То, что вы сейчас услышите, звучало по радио. Корней Иванович пишет в дневнике: пришло очень много писем. Мои сбивчивые слова об Ахматовой люди как-то подхватили, и они их окрылили. Ну вот, собственно, и все. Этот фрагмент сейчас будет – выступление Чуковского по радио. И обратите внимание, будет слышно – какое стихотворение и как он его читает здесь. Я выбрал два момента в этой записи.


Корней Чуковский.

Когда появились ее первые книжки, меня, я помню, больше всего поразила четкость ее поэтической речи, конкретность, осязаемость всех ее зорко подмеченных, искусно очерченных образов. Образы у нее были незатейливые, очень простые, но в том-то и сила ее чудотворного мастерства, что все свои образы она всегда подчиняла могучему дыханию лирики. Историческое чувство у нее необыкновенно остро. О чем бы она ни писала, всегда в ее стихах ощущается упорная дума об исторических судьбах страны, с которой она связана всеми корнями своего существа. Ей не нужно было ничего забывать, ни от чего отрекаться, ни преодолевать в себе никаких чужеродных привычек, чтобы во время войны, в самое мрачное время кровавого разгула врагов, сказать с обычным своим лаконизмом бодрые и вдохновляющие слова.

Мы знаем, что ныне лежит на весахИ что совершается ныне.Час мужества пробил на наших часах,И мужество нас не покинет.Не страшно под пулями мертвыми лечь,Не горько остаться без крова,И мы сохраним тебя, русская речь,Великое русское слово.Свободным и чистым тебя пронесем,И внукам дадим, и от плена спасемНавеки!

Но я чувствую как бледно и немощно мое сегодняшнее торопливое слово о ней, а мне хотелось бы собрать всю сердечность и нежность, на какую я только способен, чтобы приветствовать ее в этот радостный день.


Павел Крючков: Ну, вот это было как раз в дни юбилея ахматовского. И последняя запись, в отличие от двух предыдущих, человека, которого все прекрасно знают – это поэт Иосиф Бродский: он здесь бывал. Скажу только, что сделана эта запись в 1992 году для шведского фильма, который почти никто не видел, называется «Поэт о поэтах». И Бродский говорит там о, соответственно, Цветаевой, Мандельштаме, Пастернаке и об Ахматовой. Тоже выбран кусочек небольшой, и обратите еще внимание, он начинает как будто из середины, просто он там говорил, о том, как он оказался в Комарове, как впервые поехал сюда.


Иосиф Бродский.

Перейти на страницу:

Все книги серии Эпоха великих людей

О духовном в искусстве. Ступени. Текст художника. Точка и линия на плоскости
О духовном в искусстве. Ступени. Текст художника. Точка и линия на плоскости

Василий Кандинский – один из лидеров европейского авангарда XX века, но вместе с тем это подлинный классик, чье творчество определило пути развития европейского и отечественного искусства прошлого столетия. Практическая деятельность художника была неотделима от работы в области теории искусства: свои открытия в живописи он всегда стремился сформулировать и обосновать теоретически. Будучи широко образованным человеком, Кандинский обладал несомненным литературным даром. Он много рассуждал и писал об искусстве. Это обстоятельство дает возможность проследить сложение и эволюцию взглядов художника на искусство, проанализировать обоснование собственной художественной концепции, исходя из его собственных текстов по теории искусства.В книгу включены важнейшие теоретические сочинения Кандинского: его центральная работа «О духовном в искусстве», «Точка и линия на плоскости», а также автобиографические записки «Ступени», в которых художник описывает стремления, побудившие его окончательно посвятить свою жизнь искусству. Наряду с этим в издание вошло несколько статей по педагогике искусства.

Василий Васильевич Кандинский

Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги
Булат Окуджава. Просто знать и с этим жить
Булат Окуджава. Просто знать и с этим жить

Притом что имя этого человека хорошо известно не только на постсоветском пространстве, но и далеко за его пределами, притом что его песни знают даже те, для кого 91-й год находится на в одном ряду с 1917-м, жизнь Булата Окуджавы, а речь идет именно о нем, под спудом умолчания. Конечно, эпизоды, хронология и общая событийная канва не являются государственной тайной, но миф, созданный самим Булатом Шалвовичем, и по сей день делает жизнь первого барда страны загадочной и малоизученной.В основу данного текста положена фантасмагория — безымянная рукопись, найденная на одной из старых писательских дач в Переделкине, якобы принадлежавшая перу Окуджавы. Попытка рассказать о художнике, используя им же изобретенную палитру, видится единственно возможной и наиболее привлекательной для современного читателя.

Булат Шалвович Окуджава , Максим Александрович Гуреев

Биографии и Мемуары

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
Жизнь Пушкина
Жизнь Пушкина

Георгий Чулков — известный поэт и прозаик, литературный и театральный критик, издатель русского классического наследия, мемуарист — долгое время принадлежал к числу несправедливо забытых и почти вычеркнутых из литературной истории писателей предреволюционной России. Параллельно с декабристской темой в деятельности Чулкова развиваются серьезные пушкиноведческие интересы, реализуемые в десятках статей, публикаций, рецензий, посвященных Пушкину. Книгу «Жизнь Пушкина», приуроченную к столетию со дня гибели поэта, критика встретила далеко не восторженно, отмечая ее методологическое несовершенство, но тем не менее она сыграла важную роль и оказалась весьма полезной для дальнейшего развития отечественного пушкиноведения.Вступительная статья и комментарии доктора филологических наук М.В. МихайловойТекст печатается по изданию: Новый мир. 1936. № 5, 6, 8—12

Виктор Владимирович Кунин , Георгий Иванович Чулков

Документальная литература / Биографии и Мемуары / Литературоведение / Проза / Историческая проза / Образование и наука
Гении, изменившие мир
Гении, изменившие мир

Герои этой книги — гениальные личности, оказавшие огромное влияние на судьбы мира и человечества. Многие достижения цивилизации стали возможны лишь благодаря их творческому озарению, уникальному научному предвидению, силе воли, трудолюбию и одержимости. И сколько бы столетий ни отделяло нас от Аристотеля и Ньютона, Эйнштейна и Менделеева, Гутенберга и Микеланджело, Шекспира и Магеллана, Маркса и Эдисона, их имена — как и многих других гигантов мысли и вдохновения — навсегда останутся в памяти человечества.В книге рассказывается о творческой и личной судьбе пятидесяти великих людей прошлого и современности, оставивших заметный вклад в области философии и политики, науки и техники, литературы и искусства.

Валентина Марковна Скляренко , Геннадий Владиславович Щербак , Оксана Юрьевна Очкурова , Татьяна Васильевна Иовлева

Документальная литература / Биографии и Мемуары / Прочая документальная литература / Документальное