Анна Австрийская. Первая любовь королевы

Такой человек, как Ришелье, мог быть ослеплен на минуту самолюбием, но ум его был так тонок, что он не мог не признаться себе откровенно, выиграл он или проиграл начатую партию. По окончании блистательного праздника, который он давал новой английской королеве и всему французскому двору, он не мог более сомневаться. Обращение Анны Австрийской с герцогом Букингемом, открытие тайного заговора, душою которого была герцогиня де Шеврез, а деятельным агентом дофинец Поанти, — все доказывало, что ему нечего было льстить себя мыслью, что он внушил любовь королеве. Он признал себя побежденным. В душе прелата и министра, наполненной желчью и честолюбием, переход от любви к ненависти был неизбежен. Презренная любовь, оскорбленное самолюбие, верное убеждение, что он был одурачен, уничтоженные политические планы — все соединилось для того, чтобы превратить любовь, навсегда исчезнувшую, в сильную и страшную ненависть. Но минута не казалась еще кардиналу благоприятной для того, чтобы обнаружить эту ненависть. Теперь у него было другое дело. Партия, проигранная им, имела две стороны: одну любовную, состоящую в честолюбивой мечте добиться любви Анны Австрийской. От этой он отказывался. Другая исключительно политическая. Эта оставалась во всей целости. Анна Австрийская влюбилась в иностранца, англичанина, герцога Букингема, первого министра короля Карла I, и, побуждаемая долго сдерживаемыми страстями женщины и испанки, могла и должна была пасть при первом представившемся случае. Ришелье, не веривший в добродетель женщины, ни минуты не сомневался в этом. Мы видели, что Ришелье принял уже свои меры. Он послал аббата де Боаробера в Лондон, чтобы Букингем был отозван в Лондон как можно скорее. Он дал Лафейма тайные инструкции относительно английского министра. Сверх того, надо было помешать свиданию наедине Анны Австрийской с Букингемом. Кардинал надеялся достичь этого. Он обладал огромной властью, не имевшей во Франции границ; мог даже пренебрегать законами и властью короля, который, конечно, был не так могуществен, как он. Он мог располагать всей казной государства без всякого контроля. Ему помогала ловкость де Боаробера, необузданная смелость и шпага Лафейма с его шайкой. На его стороне было все. Все, кроме одной женщины. Эта женщина, уже одурачившая его, по своей знатности, по благосклонности Анны Австрийской, вместо того чтобы бояться кардинала, как все окружавшие его, осмеливалась открыто идти ему наперекор; эта женщина была самым опасным его врагом. И в этой борьбе силы министра с ловкостью женщины никто не мог знать заранее, кто будет победителем.

Еще накануне Ришелье, так хорошо знавший герцогиню де Шеврез, мог отчаиваться в успехе. Но со вчерашнего дня одно происшествие дало кардиналу большую возможность на успех. Это был арест Поанти. Того немногого, что Ришелье узнал о дофинском бароне из слов прокурорского клерка Пасро, было достаточно для его деятельного ума, чтобы оценить всю важность этого ареста. Кардинал не сомневался ни минуты, что Поанти расскажет ему все. Он располагал всеми средствами, чтобы заставить говорить человека, начиная убеждением, переходя через угрозы и кончая, в случае надобности, пыткой.

Ришелье, успокоенный разговором с племянницей относительно ее успеха с герцогом Анжуйским, рассуждал сам с собою, возвращаясь в свой кабинет, о счастливом успехе, который доставит ему допрос агента герцогини де Шеврез. Воротившись в известный нам кабинет, кардинал позвонил в маленький серебряный колокольчик, всегда стоявший на его бюро. Должен был войти лакей, а явился Пасро. Кардинал узнал его с первого взгляда и не удивился, увидев его. Читатели помнят, что Боаробер, уезжая, предупредил Ришелье, что прокурорский клерк должен сообщить ему важные вещи. Пасро, вместо того чтобы остановиться у дверей, как он это сделал в первый раз, когда имел честь говорить с его преосвященством, сделал пять шагов вперед, как человек убежденный, что он будет принят хорошо по милости принесенных им известий. Он не ошибся. Кардинал сделал ему знак приблизиться и сказал с благосклонным видом, который он принимал всегда, когда не хотел пугать людей:

— Вы, кажется, имеете сообщить мне что-то? Говорите, говорите, друг мой, у меня мало времени.

Пасро ждал только этого позволения, чтобы дать волю своему красноречию. Он рассказал так кратко, как только мог, внимательному кардиналу, какое употребление сделал он из этого вечера, как он следил за Денизой из отеля Шеврез до Самаритянки, куда она поехала в карете герцогини; как она нашла там Поанти, ждавшего ее; как он, Пасро, подслушал весь их разговор, состоявший в том, что герцогиня призвала Поанти в Париж, чтобы сделать его начальником предприятия, секретные подробности которого она хотела сообщить ему сама, зачем и послала за ним; как вследствие этого разговора Поанти, сев в карету с Денизой, был отвезен в отель Шеврез, где оставался более часа, из чего оказывалось, что Поанти должен был теперь знать намерения герцогини де Шеврез;