Анна Австрийская. Первая любовь королевы

Решив, что он должен делать, Поанти не стал терять времени. Он крепко поцеловал Денизу и бросился на балкон. Дениза спрятала лампу в самом отдаленном углу комнаты и проводила Поанти до балкона, держа его за руку, чтобы как можно долее быть вместе с ним. Когда он перешагнул через балюстраду, надо было расстаться. Поанти еще раз прижал ее к сердцу и повис в пустом пространстве. Через несколько секунд он так же счастливо, как и в первый раз, спустился на балкон первого этажа и поднял глаза. Дениза, наклонившись с балкона, следила за ним глазами с жестоким беспокойством. Он послал ей поцелуй, потом обратил все свое внимание на комнату, через которую надеялся убежать. Первый вопрос, который следовало решить, состоял в том, чтобы узнать, живут ли в этой комнате, и кто. Поанти, приподнявшись на цыпочках, жадно старался заглянуть внутрь. Судя по тому, что он уже видел на верхних этажах, он рассчитывал найти эту комнату точно так же расположенною и меблированною, как те, из которых сделали темницы для него и для Денизы. Удивление его было черезвычайно при виде того, что предстало перед ним. Во-первых, его поразило более всего то, что комната эта была пуста только теперь, потому что, очевидно, в ней кто-то жил. Плотные шелковые занавески украшали широкое окно. Мебель была самая богатая и самая роскошная, стены покрыты великолепными обоями, изображавшими любовь Эндимиона. Напротив окна возвышалась кровать с двумя ступенями под богатым шелковым балдахином с золотой бахромой. Персидский ковер покрывал всю комнату, начинаясь от окна и исчезая под четырьмя столбами, составлявшими четыре угла кровати и поддерживавшими балдахин. Лампа под алебастровым колпаком, спускавшаяся с потолка, изливала свой приятный свет на все предметы этой роскошной комнаты, которую она освещала сладострастным полусветом.

Поанти, успокоенный тишиной, царствовавшей в этой комнате, медленно раздвинул бахрому занавесей, закрывавших окно, и просунул голову в это отверстие. Он быстро сделал следующее заключение:

«Это, конечно, не тюрьма, и двери, наверно, не заперты. Только бы мне не встретиться с кем-нибудь, кто поднимет тревогу, и я легко выйду отсюда. Во дворе по милости праздника, который дает кардинал, мне нетрудно будет затеряться в толпе и убежать. Если в каком-нибудь углу этой комнаты мне посчастливится найти хорошую шпагу, то ничего не будет недоставать к моему счастью».

Он сделал два шага вперед, отыскивая глазами не только шпагу, но и выход, который надеялся найти. Шпаги не оказалось, но выход был открыт. В головах постели, в проходе, в том большом проходе, который наши предки так остроумно устраивали за нашими кроватями и который в случае надобности мог служить маленькой гостиной, находилась дверь. От расстояния, от слабости света, бросаемого лампой и еще задерживаемого толщиной кровати и шелковистыми складками окружавших ее занавесей, очень было темно около этой двери. Однако Поанти, чувства которого были изощрены его положением, догадался, что дверь эта вела в гардеробную, а оттуда в другие комнаты.

Вдруг за его спиной раздались женские голоса. Отворилась дверь. Приблизились легкие шаги. Еще несколько секунд, и несчастного застанут. В эту критическую минуту Поанти не колебался. Ему не оставалось ничего более, как спрятаться под кровать герцогини де Комбалэ, набожной племянницы его преосвященства.

III

Монморанси, явившись спасать птичку, находит клетку пустой, а герцог Анжуйский, не отличаясь свирепой ревностью, видит и слышит такие ужасы, которые заставляют его думать, что герцогиня де Комбалэ не слишком была ему верна

Когда герцог Генрих де Монморанси сказал герцогине де Шеврез, что он употребит все возможное, чтобы возвратить свободу барону де Поанти, он решился сделать невозможное, если невозможное окажется необходимым. Поступки Монморанси всегда были выше его слов. Притом для герцога Генриха дело шло о королеве, а для любви к Анне Австрийской он пожертвовал бы всем. Его трагический конец под секирою тулузского палача, к несчастью, это доказал. Мы видели, что, не рассказывая все принцу с таким малодушным и непостоянным характером, он заставил его служить себе сообщником в предприятии, которое замышлял, — похитить Поанти у кардинала. Герцог Анжуйский, обрадовавшись, что будет способствовать тому, чтобы сыграть проделку с Ришелье, которого он ненавидел столько же, сколько боялся, поспешил употребить свое влияние на герцогиню де Комбалэ и получил от нее позволение пробраться по окончании праздника во дворец, служивший тюрьмою Поанти. Все они были тогда далеки от мыслей, что Поанти сам собирается освободить себя. После разговора с герцогом Анжуйским Генрих де Монморанси нашел способ шепнуть несколько слов герцогине де Шеврез.

— Все идет хорошо, — сказал он ей, — надеюсь, что де Поанти будет свободен завтра.