Анна Австрийская. Первая любовь королевы

— Я думаю, ваше величество, — весело ответила герцогиня, — что вам нельзя терять ни минуты, а надо призвать горничных и одеваться. Хотите, я их позову?

— Нет еще, герцогиня. Дайте мне оправиться от волнения, в которое вы меня привели и которого присутствие короля не уменьшило. О чем мы говорили, герцогиня?

— О герцоге Букингеме, ваше величество, — ответила герцогиня де Шеврез с тонкой улыбкой.

— Это правда, — сказала королева. — Боже! Если его величество слышал нас!

— Если бы король нас слышал, он не дал бы вам позволения видеть герцога сегодня, он неумолимо отказал бы вам.

Как видно, герцогиня ошибалась. Лукавство кардинала превзошло ее хитрость.

— Это правда, — сказала Анна, подумав. — Ах, Мария! — прибавила она тоном упрека. — Для чего вы так часто говорите мне об этом человеке, для чего вы описываете мне его таким красивым, таким обольстительным, таким великолепным? Зачем вы внушили мне желание видеть его скорее, чем требуют приличия двора, как будто заранее, и не зная его, я должна принимать в нем участие? Герцогиня, мысли, внушенные вами мне, мысли дурные, не согласующиеся с моими супружескими обязанностями, и я сержусь на вас за то, что вы внушили их мне.

Анна Австрийская говорила это искренно. Ее инстинкты честности и целомудрия, ее гордость как женщины и испанки возмущались против вредного влияния герцогини. Но герцогиня была слишком опытна в любви для того, чтобы не оценить как следует последние упреки полупобежденной совести, вес которой, как она знала сама по себе, должен быть очень легок на весах в решительный день битвы. Она не пугалась порывов внезапного гнева, которые время от времени одушевляли Анну Австрийскую против нее. Она была уверена, что будет прощена вполне, когда королева вкусит наконец счастливую любовь, которой до сих пор она не знала и которую решилась наконец узнать.

Много было рассуждений о вопросе, что заставило герцогиню де Шеврез бросить Анну Австрийскую в объятия Букингема, потом герцога де Монморанси и, наконец, графа де Морэ, единственного незаконного сына Генриха IV, который походил на своего отца. Разрешение этого вопроса, однако, не представляет больших затруднений. Герцогиня, очевидно, действовала под влиянием двух совершенно различных чувств: дружбы к Анне Австрийской и ненависти к Ришелье. Было доказано, что она искренно любила королеву и так же искренно ненавидела кардинала. Она родилась для любви, которой приносила беспрестанные жертвы. Понятно, как женщина, видевшая в любви счастье и цель жизни, она должна была огорчаться и сожалеть о молодой и пылкой королеве, которую любила и которая была лишена этого счастья. К этой причине присоединялась другая, не менее могущественная. Зная планы Ришелье относительно королевы, она хотела не только разрушить их, но и найти ему счастливого соперника. Приезд в Париж герцога Букингема доставил ей этого соперника. Она знала герцога и даже была недолго его любовницей во время поездки в Лондон к герцогу де Шеврезу, своему мужу, который занимал там место посланника. Она знала, что герцог молод, красив, волокита, предприимчив, как человек, никогда не нападавший на непреклонных, то есть что он соединял все качества, какие самая разборчивая женщина может пожелать для своего любовника. Она выбрала его и поклялась, что он понравится королеве.

Впоследствии, когда Ришелье, взбесившись, что его обманули, окружил Анну Австрийскую невидимой армией шпионов и врагов, которым поручено было не допускать ни одного мужчину приблизиться к королеве, когда, опьянев от ревности и ненависти, он дал себе клятву, что никто не добьется никогда того, чего не мог добиться он, герцогиня де Шеврез приняла борьбу и обнаружила столько же гениальности, интриг, хитрости и энергии, как и сам кардинал, в борьбе, в которой он должен был остаться побежденным три раза.

Как только герцогиня узнала — а она узнала первая, — что приедет герцог Букингем, она, не теряя ни минуты, начала атаковать сердце и ум Анны Австрийской. Как ни тверды были правила королевы, как ни сильно чувства долга, хитрой герцогине было не трудно зародить желание в сердце женщины, молодой и пылкой, которая, будучи замужем уже десять лет и оставаясь одинокой, сжигала свои силы на своем собственном огне. Бедная Анна Австрийская, проклиная свою слабость, позволила, однако, сделать от своего имени шаг, на который она не решилась бы ни за что на свете неделю назад, то есть просить у короля позволения присутствовать при приеме Букингема. Но в ту минуту, когда она получила позволение, которого почти не ожидала, упреки совести одержали верх в этой нежной и несчастной душе, которая еще не привыкла к злу. Блестящие слезы выступили на глазах Анны Австрийской.

— Послушайте, герцогиня, я сожалею теперь, зачем обратилась к королю с этой просьбой, и еще более сожалею о том, что он согласился на нее. Мне почти хочется послать ему сказать, что я нездорова и не могу быть на этом несчастном приеме.

— Его величество обвинит вас в капризах, а кардинал будет торжествовать, — объяснила герцогиня.